где-либо. Где же, в самом деле, она развивала из себя и для себя, как у нас,
почти  все  формы  творчества,  почти  целую  маленькую  культуру  со своими
праведниками  и  грешниками, мучениками  и "ренегатами", с ей  исключительно
принадлежащею песней, суждением и даже с начатками всех почти наук. Сюда, то
есть к начаткам  вот этих наук, а  отчасти  и  вытекающей из  них  практики,
принадлежит и "своя" политика".
     В этой художественной, с тонкой, добродушной иронией написанной картине
дана  яркая  и правдивая характеристика нашего студенчества и специально для
его умственных потребностей возникшей литературы. Но В. В.  Розанов  упустил
из  виду, что, выходя  из  этой своеобразной младенческой  культуры, русский
интеллигент  ни  в  какую другую культуру не  попадает  и остается как бы  в
пустом пространстве. Для народа он -- все-таки  "барин", а жить студенческой
жизнью и  после университета для огромного  большинства  образованных людей,
конечно,  невозможно. И в  результате вчерашний радикал  и горячий поклонник
общественного блага отрекается сегодня от всяких идей и всякой  общественной
работы. Пока  он  в университете, эта особая студенческая  культура дает ему
как  будто очень много, но чуть только он оставил университетскую скамью, он
чувствует, что не получил ничего.
     "Буржуазную" науку  он презирал,  знакомился  с  нею лишь  в  той мере,
насколько  это  было  необходимо  для  получения  диплома,  составлял  планы
обстоятельного  самообразования,  -- но  в  итоге  не научился  даже толково
излагать  свои мысли,  не знает азбуки физических наук, не  знает  географии
своей  родины, основных фактов русской истории. И сама университетская жизнь
с ее сходками, кассами,  обществами  --  была  ли она настоящей общественной
жизнью или хотя бы подготовительной  школой  к ней? Или, быть  может, вернее
это  было  простое  кипение,  которое  поглощало все  время,  давало  только
видимость содержания? Вечная суетня не позволяла  оставаться долго наедине с
самим собой,  чтобы отдать себе отчет в своей жизни, в том, с каким  багажом
готовишься  встретить  будущее.  Кое-кто   из  студентов  на  этих   сходках
вырабатывает вкус к ораторству, на них учится говорить и владеть  толпой. Но
все  же  эту   школу   никак  нельзя   сравнить  хотя  бы  с  теми  пробными
парламентскими  дебатами,  которые  в  большом  ходу  в  английских  школах,
выработавших знаменитых английских дебатеров. Наша студенческая толпа стадна
и  нетерпима;  ее суждения  упрощены и более  опираются  на  страсть, чем на
разум. Популярные  ораторы  студенческих  сходок всегда поражают  убожеством
мыслей  и скудостью, безОбразностью своей речи. Они исходят из определенного
канона, говорят афоризмами и догматическими  положениями.  Для образной речи
необходимо  общение  с  массой  разнообразного люда, уменье наблюдать жизнь,
понимать чужую  мысль, чужое чувство. Наши студенты-радикалы ничем  этим  не
отличаются. Они живут в своем тесном замкнутом кружке, вечно поглощенные его
мелкими  интересами,  мелкими интригами.  Высокомерие,  наблюдающееся уже  у
развитых   гимназистов  старших  классов,  у  студентов  достигает  огромных
размеров. Все товарищи, не разделяющие воззрений их кружка, клеймятся ими не
только  как  тупицы,  но  и  как  бесчестные  люди.   Когда  на  их  стороне
большинство,  они  обращаются  с  меньшинством,  как  с  рабами,   исключают
представителей  его изо всех студенческих предприятий, даже  из тех, которые
преследуют исключительно цели материальной взаимопомощи.
     "Живущая в сознании  студенчества односторонняя свобода  горше  всякого
рабства,  -- жалуется  студент Вад.  Левченко,  горячая  и искренняя  статья
которого о молодежи ("Русская Мысль", 1908 г., 5)  была  отмечена почти всей
нашей  печатью.  --  Весь  строй  студенческой  жизни  проникнут  отрицанием
внутренней свободы. Ужасно не думать так, как думает студенческая толпа! Вас
сделают изгнанником, обвинят в измене, будут  считать врагом... Политические
учения  здесь берутся  на веру, и среди исповедников их  беспощадно карается
непринятие  или отречение от новой ортодоксальной церкви. Не только  частные
мнения,  но  и  научные положения подвергаются той же строгой  цензуре. Роль
административных высылок играет в  студенческой среде так называемый бойкот.
Того,  кто является  выразителем  самостоятельной  мысли, окружает и  теснит
глухая  злоба.  Непроверенных  слухов,  клеветнических обвинений  достаточно
бывает  тогда для  того, чтобы заклеймить человека,  повинного в неугождении
толпе.  Общеизвестна  петербургская  история  с профессором Введенским. Этот
после кончины  князя  С.  Н. Трубецкого едва  ли не  лучший  русский учитель
философии  подвергся  на высших  женских  курсах  и  в  университете  самому
жестокому  гонению  при  отсутствии  обвинений,  сколько-нибудь  определенно
формулированных... Известно, например, выражение курсистками порицания проф.
Сергеевичу за  его взгляды; можно указать также на "бунт"  едва вступивших в
петербургский политехникум студентов против проф. Иванюкова... Критерием для
оценки профессоров  со  стороны  студентов  ни  в коем случае не являются их
ученые  заслуги;  о них очень мало знают и  думают.  Здесь главную, если  не
единственную  роль  играют  политические  симпатии,  более  или менее  верно
угадываемые"...
     После  того,  как  была  напечатана статья  В.  Левченки,  студенческая
хроника  обогатилась   тем,  что  радикальная  молодежь  освистала   ректора
московского университета А.  А.  Мануйлова,  что  в С.-Петербурге  в женском
медицинском институте студенческие делегатки говорили таким  тоном с советом
профессоров, что последний вынужден был прервать переговоры  с делегатками и
т. д., и т. д.
     "Равнодушие  к  вопросам национальной чести, узко себялюбивое понимание
принципа свободы  и самовластно-жестокая  нетерпимость к  чужому  мнению, --
вот, --  резюмирует В. Левченко, --  те наиболее характерные  черты, которые
восприняты русской учащейся молодежью из  среды породившей ее интеллигенции.
Эти  мертвящие начала  нашли  в  жизни  университета  свое  последнее полное
выражение; воспринятые  студенчеством из интеллигентской  среды,  они  снова
возвращаются ей,  иссушая общественный интеллект,  обесцвечивая общественные
идеалы".
     Напряженная,   взвинченная  студенческая   жизнь,  создавая   видимость
какого-то грандиозного общественного  дела, поглощая в  ущерб занятиям много
времени,  мешает студентам заглядывать себе в  душу  и давать себе точный  и
честный отчета своих  поступках и мыслях.  А без этого нет  и не  может быть
нравственного  совершенствования.   Но   нравственное  самосовершенствование
вообще  не   пользуется  кредитом  в  среде  передовой  молодежи,  почему-то
убежденной, что это --  "реакционная  выдумка". И хотя в идеале нравственное
самосовершенствование  заменяется постоянной  готовностью  положить  душу за
други своя (об этом  речь будет дальше), но у  огромного большинства -- увы!
--  средних  людей  оно  заменяется  только  выкрикиванием  громких  слов  и
принятием на сходках радикальных резолюций.
     Под  красивым  флагом  легко  провезти  какой  угодно  груз.  "Великий"
Азеф[65],  крупнейший герой  современности, начал свою карьеру  с
того, что украл несколько сот рублей, но так как он объяснил, что деньги эти
нужны  были ему  для продолжения образования,  и занял  в общественной жизни