тому, кто вообще никогда не работал, следующая по величине доля тому, кто
трудится чисто номинально, и так далее по нисходящей -- вознаграждение
падает по мере увеличения тяжести работы, пока не доходит до того, что
самый тяжелый и истощающий труд не всегда может обеспечить даже самое
необходимое для жизни, -- если бы был выбор между таким положением и
коммунизмом, то все большие и малые трудности коммунизма были бы пылинкой
на весах." Mill, Principles of Political Economy, II, I, par. 3.] Однако
считалось, что жизненный уровень "народа" будет повышаться по мере
удешевления товаров, многообещающим примером чего служило удешевление соли
и пряностей. ["Существуют некоторые товары, цены на которые в настоящее
время очень низки даже для беднейших классов, например, соль, а также
многие виды пряностей и дешевые лекарства. Сомнительно, что какое-либо
снижение цен вызовет значительное повышение их потребления" Marshall,
Principles, III, iv, 3. Эти товары были когда-то предметами роскоши,
поэтому была не лишена оснований надежда на то, что и другие товары
перейдут из категории тех, чье потребление эластично, в группу товаров с
неэластичным потреблением, в группу тех товаров, которые достаточно
дешевы, и поэтому снижение цены не вызывает значительного увеличения их
потребления. Маршалл приводит пример сахара, который раньше входил в
группу товаров с эластичным потреблением: "Не так давно сахар входил в эту
группу товаров, но его цена в Англии упала настолько, что он относительно
дешев даже для рабочего класса, и поэтому спрос на него неэластичен."]
Удешевление капитала также должно было улучшить относительное положение
рабочего. И, как свидетельствует американский опыт, вера в преимущества
конкурентной экономики для "простого человека" была не лишена оснований.
Но, возможно, здесь смешались два разных представления: первое, что
изменение производительных сил более всего повлияет на положение
"среднего" рабочего, и второе, что нет необходимости заботиться о
неудачниках в "арьергарде".
Такова инерция общественной мысли: пока упор делался на подъеме "среднего"
уровня при помощи рыночных мер, не было желания заниматься обездоленными
неудачниками (ср. отношение Американской Федерации Труда в первые годы
Великой Депрессии); но, когда центром внимания стал арьергард, стало ясно,
что положение средних слоев тоже надо улучшать при помощи политических
мер.
Помощь бедным, бесспорно, является долгом общества. Разрушение отношений
добрососедства, исчезновение благотворительности со стороны аристократии,
обнищание церкви привели к тому, что из-за отсутствия другого способного
на это социального института эту функцию взяло на себя государство. Тем не
менее, не очевидно, что политика перераспределения является лучшим
средством для повышения "средних" доходов рабочих, эффективна ли она и не
вступает ли в противоречие с другими законными целями общества.
Проведенное выше различие довольно сложно для понимания. На практике эти
две вещи смешиваются, и не всегда ясно, для какой цели работает огромный
социальный механизм, запущенный в наше время, -- мы не всегда в состоянии
понять это нами же созданное устройство. Когда сильно нуждающийся человек
обеспечивается средствами к существованию через социальные программы, --
будь это минимальное пособие по безработице или элементарная медицинская
помощь, за которую он не смог бы сам заплатить, -- налицо простейшее
проявление солидарности. И это не имеет отношения к перераспределению в
том смысле, как мы его здесь понимаем. К перераспределению относится все,
что освобождает индивида от тех затрат из собственного кармана, которые он
мог бы сделать и сделал бы сам, все, что высвобождает часть его дохода,
тем самым повышая этот доход. Семья, которая купила бы столько же
продуктов по обычным ценам, но тратит намного меньше денег, покупая их по
льготным ценам, человек все равно обратившийся бы к врачу, но получивший
те же медицинские услуги бесплатно, ощущают, что их доходы возросли.
Именно это мы и хотим обсудить.
Как мы знаем, это касается не только бедных. В некоторых странах, особенно
в Англии, все доходы повышаются, таким образом, и из большинства доходов
производятся вычеты, чтобы финансировать это повышение. Влияние этих
огромных удержаний и перераспределения на доходы -- очень сложный вопрос,
и мы не готовы сейчас его обсуждать. Это намного сложнее, чем простое
перераспределение от богатых к бедным. И все же оно в огромной степени
поддерживается верой в справедливость перераспределения от богатых к
бедным и в то, что в этом и состоит сущность всего процесса. На этом
основном мотивационном убеждении мы бы и хотели остановиться подробнее.
Неприлично высокий и неприлично низкий уровни жизни
Рассмотрим перераспределение в его чистом виде, т. е. как изъятие части
высоких доходов с целью повышения низких. Такая политика поддерживается
определенным общественным отношением, и мы попытаемся выявить его
некоторые ценностные критерии. Побуждение к перераспределению тесно
связано с чувством стыда: позор, что так много людей должны жить в
жестокой нужде, и не меньший позор, что многие ведут неподобающе богатый
образ жизни, который кажется нескромным и даже неприличным. Таким образом,
стремление к перераспределению в определенной мере связано с
представлением о некотором минимальном уровне, ниже которого никто не
должен опускаться.
Высокие доходы также вызывают ощущение неприличия. Нам кажется, что образ
жизни верхушки общества -- это бессмысленная трата богатств, которые могли
бы обеспечить более насущные нужды. Это, если угодно, осуждение с помощью
сравнения. Более того, существует определенный "образ жизни богачей",
который, видимо, вызывает абсолютное осуждение. Расходы на ночные клубы,
казино, скачки и т. д. никогда не воспринимаются нами с одобрением.
Эти две оценки обычно сливаются в одно чувство, смысл которого можно
выразить словами "хлеб вместо икры". Мы выступаем против пиршеств с икрой,
когда другим недостает хлеба, и мы против пиршеств с икрой в принципе.
Поэтому, когда присутствуют оба этих чувства -- относительное осуждение и
абсолютное осуждение -- не остается сомнений в том, что перераспределение
излишков является желательным. [Мысль о том, что более высокие доходы
могут быть незаслуженными (см. цитату из Миля, приведенную выше), также
жива. Это, конечно, связано с вышеупомянутым принципом справедливого
вознаграждения. Но нам не надо принимать ее во внимание здесь, поскольку
она мало используется в политике перераспределения. Разница в подходе к
заработанным и не заработанным доходам мала. Также не делается никакого
различия в отношении к средствам получения дохода: творцу позволено не
больше, чем тому, чья деятельность является чисто механическим повтором,
или даже тому, чьи доходы являются результатом монополии.] Именно примеры
таких "пустых" трат первыми приходят на ум тем, кто задумывается о
перераспределении.