может быть спокоен, что таких препятствий  нет  и  в  объективно-научных
данных    (разумеем    сравнение    параллельных    известий,    реально
археологическую сторону евангелий,  историю  их  текста,  вопрос  об  их
авторах и времени их написания,  известия  о  Христе  вне  новозаветного
канона и т. д.). Евангельская история - один из редких в науке примеров,
когда   историко-критическое   изучение   упорно   не   идет   навстречу
скептическим предположениям и взглядам. Кто не имеет сил принять ее, как
она есть, т. е. как объективное чудо, тот должен  признать,  по  меньшей
мере, что именно такой она отразилась в  представлении  непосредственных
ее свидетелей и  участников  -  людей,  имевших  все  средства  знать  в
точности истину и свято  веривших  во  все,  о  чем  они  проповедовали.
Представление о делах и учении  Спасителя  у  первых  христиан  было  во
всяком случае не беднее нашего: все, что есть в Новом Завете, входило  в
это представление. Но возможно, что оно было богаче нашего: в  I  -  III
веках,  и  даже  позже,  существовали  евангелия  кроме  наших  четырех,
дававшие отчасти иной материал и если и не пользовавшиеся в  церкви  тем
же авторитетом, то и не безусловно отвергавшиеся ею. В прологе  третьего
евангелия (от Луки) говорится о  многих  евангельских  записях,  которые
имел перед собой автор. По  упоминаниям  у  разных  церковных  писателей
(Климента Александрийского, Оригена, Евсевия, Иеронима и др.) и отрывкам
известны евангелия "от евреев", "от египтян", "12  апостолов",  "Петра",
возникшие  все  во  II  веке,  а  первое  может  быть  даже  в   первом,
одновременно с нашим греческим переводом евангелия от Матвея. У отцов  и
церковных писателей I -  III  вв.  -  ап.  Павла  (Деян.  Ап.  20,  35),
псевдо-Варнавы,  Игнатия  Богоносца,  Оригена  -  встречаются  изречения
Христа и факты, которых нет в каноническом  четвероевангелии:  некоторые
из них прочно водворились в  церковном  предании,  как  напр.  показание
Юстина мученика, что Спаситель родился в  вертепе(Тоже  в  протевангелии
Иакова - см. ниже.). Сведения наши  об  этих  евангелиях  пополнились  в
недавнее время находкой нескольких новых отрывков;  эти  отрывки  только
подкрепили  убеждение,  что  из  всего  существовавшего  в  I  -  II  в.
письменного предания о Христе церковь, в каноническом  четвероевангелии,
сохранила  все  наиболее  ценное  не  в  богословском  только,  но  и  в
историческом отношении. Из многочисленных евангелий детства Христа самое
древнее (1 половины II в.) - протевангелие Иакова, где сообщаются  имена
родителей Божией Матери - Иоаким и Анна; ко  второму  же  веку  восходят
повесть об успении Божией Матери и может быть  евангелие  Никодима  -  о
суде над Христом и  сошествии  Его  в  ад.  Все,  что  в  этих  писаниях
выдерживает историческую критику, вполне согласно с евангелиями  канона,
большей частью предполагает  их  рассказ  и  тем  самым  утверждает  его
приоритет; остальное оказывается произведением  фантазии,  иногда  дурно
направленной  (чудеса  ребенка  Иисуса  в  евангелии  Фомы);  на  многом
сказываются гностическая и докетические влияния II  -  III  вв.  (уже  в
евангелиях "от египтян"  и  "Петра");  в  новейшее  время  указывают  на
зависимость "евангелий детства" от жизнеописаний Будды. Ничего подобного
нет в евангелиях канона; попытка указать влияние буддизма на них,  resp.
на самого Христа  (Мартин  Зейдель),  признается  компетентной  критикой
неудавшейся.  И  прочие  открытия  последнего  полустолетия  в   области
древнехристианской литературы и истории не дали для  истории  собственно
Христа ничего существенно нового;  во  всяком  случае  они  не  потрясли
положения,  что  Евангелия  дают  нам  тот  образ  Его,  какой   хранила
первенствующая церковь. В лучшем для отрицательной критики  случае,  они
могут лишь служить иллюстрацией к некоторым еретическим,  отходившим  от
господствующего, взглядам о существовании которых наука знала, однако, и
ранее. Так, "Философумены" Ипполита позволяют думать, что  евангелие  от
Иоанна  цитовал  уже  гностик,  Василид  около  125  г.;  "Учение  12-ти
апостолов" показало, что около 110 - 120 г. учение четвертого  евангелия
о  причащении  было  уже  внесено  в  евхаристические  молитвы;  отрывок
евангелия Петра тоже показал зависимость этого евангелия  от  четвертого
канонического. Пресловутое разночтение Syrus Sinaiticus в  евангелии  от
Матфея гл. 1 ст. 16 ("Иосиф... роди  Иисуса")  без  сомнения  отнюдь  не
показывает, что таково первоначальное чтение Матфея, еще  того  менее  -
что ап. Матфей не учил о  бессеменном  зачатии  Спасителя.  Текст  Syrus
Sinaiticus,  по  мнению  самых  усердных  его  почитателей,  не  древнее
половины II в.; все церковные писатели от евангелиста Луки и  до  Юстина
мученика принимают бессеменное зачатие; в евангелии "от евреев"  (т.  е.
иудеохристиан  или  назореев),  которое  считается  древнейшим   изводом
евангелия от Матфея и которое либеральный Гарнак относит прибл. к 65 г.,
Х. называет Духа Святого Своей "матерью" (матерью, а не отцом,  так  как
"дух" - ruаch - по-еврейски  женского  рода).  Итак,  Х.  уже  в  65  г.
признавался рожденным от Духа Святого в той части  христианской  церкви,
которая наименее была  расположена  спиритуализировать  Его  личность  и
отступать в этом смысле от учения 12-ти апостолов;  вот  факт,  которого
никакой Syrus Sinaiticus упразднить не может. А что во  втором  веке  от
назореев  отделились  крайние  еретики-евиониты  и  что  они   отвергали
бессеменное зачатие Спасителя - это давно было известно;  возможно,  что
они и редижировали текст Матфея сообразно своему воззрению. Но  едва  ли
не естественнее предположить, что сирский переводчик  просто  машинально
повторил здесь формулу, читающуюся в стихах 1 - 16 первой главы  3?14=42
раза, тем более, что в следующих стихах 18  -  25  о  сверхъестественном
зачатии Спасителя говорится как  нельзя  яснее.  Взятые  сами  по  себе,
евангелия с чисто исторической точки зрения  тоже  не  подают  повода  к
серьезным сомнениям.  Самая  отрывочность  рассказа  и  неопределенность
показаний относительно времен и мест у Матфея и Марка свидетельствует  о
добросовестности авторов, не хотевших писать больше, чем они в  точности
помнили или слышали. Исторические комбинации  и  точные  хронологические
даты евангелия от Луки снискали в конце концов их автору, как  историку,
самые горячие похвалы от таких ученых, как  Карциус  и  Моммзен.  Точная
хронология (по  праздникам  еврейского  года)  и  топографии  четвертого
евангелия (в отношении к деятельности самого Спасителя) вполне согласимы
с менее определенным в этом отношении рассказом Матфея, Марка и Луки,  и
вполне понятна под пером  человека,  ставшего  учеником  Христа  еще  на
Иордане, через Иоанна Крестителя,  принадлежавшего  к  самому  интимному
кружку Спасителя и трех учеников, сопутствовавшего Христу везде и всюду,
до удара копья в бок висевшего на кресте  умершего  Спасителя.  Огромная
лавина аргументов,  обрушенная  критикой  на  четвертое  евангелие,  как
произведение апостола Иоанна  и  вообще  как  исторический  источник,  в
настоящее время растаяла почти без остатка.  Те  основания,  на  которых
теперь  западная  наука  отвергает  четвертое  евангелие,  почти  сплошь
метафизического, субъективного и предвзятого характера; они  сводятся  к