это был тот страх, который служит источником  борьбы,  а  не  уныния.  В
Нагибине  отразился,  таким  образом,  только  один   небольшой   уголок
внутренней жизни автора. Другое действующее лицо романа-"женщина-кулак",
Крошина
   - напоминает Анну Павловну Затрапезную из "Пошехонской  старины",  т.
е.  навеяно,  вероятно,  семейными  воспоминаниями  С.  Гораздо  крупнее
"Запутанное дело" (перепеч.  в  "Невинных  рассказах"),  написанное  под
сильным влиянием "Шинели", может быть и "Бедных людей", но заключающее в
себе несколько замечательных  страниц  (напр.  изображение  пирамиды  из
человеческий тел, которая снится Мичулину). "Россия"  -  так  размышляет
герой повести - "государство обширное, обильное и богатое; да человек-то
глуп, мрет себе  с  голоду  в  обильном  государстве".  "Жизнь-лотерея",
подсказывает ему привычный взгляд, завещанный  ему  отцом;  "оно  так  -
отвечает какой-то недоброжелательный голос, - но почему же она  лотерея,
почему ж бы не быть ей просто жизнью"? Несколькими месяцами раньше такие
рассуждения остались бы, может быть, незамеченными-но "Запутанное дел"')
появилось в свет как раз тогда, когда февральская революция  во  Франции
отразилась в России учреждением негласного комитета, облеченного особыми
полномочиями для обуздания печати. 28-го апреля, 1848 г. С. был выслан в
Вятку  и  3-го  июля  определен  канцелярским  чиновником  при   вятском
губернском правлении. В ноябре того же  года  он  был  назначен  старшим
чиновником особых поручений при  вятском  губернаторе,  затем  два  раза
исправлял должность правителя губернаторской  канцелярии,  а  с  августа
1850 г. был советником губернского  правления.  О  службе  его  в  Вятке
сохранилось мало сведений, но, судя по записке о земельных беспорядках в
Слободском уезде, найденной, после смерти С., в его бумагах  и  подробно
изложенной в "Материалах" для его биографии он горячо принимал к  сердцу
свои  обязанности,  когда   они   приводили   его   в   непосредственное
соприкосновение с народной массой  и  давали  ему  возможность  быть  ей
полезным. Провинциальную жизнь, в самых темных ее сторонах, в  то  время
легко ускользавших от  взора,  С.  узнал  как  нельзя  лучше,  благодаря
командировкам и следствиям, которые на него возлагались
   - и  богатый  запас  сделанных  им  наблюдений  нашел  себе  место  в
"Губернских Очерках". Тяжелую скуку умственного одиночества он  разгонял
внеслужебными занятиями: сохранились отрывки его переводов  из  Токвиля,
Вивьена, Шерюеля и заметки, написанные  им  по  поводу  известной  книги
Беккарии. Для сестер Болтиных, из которых  одна  в  1856  г.  стала  его
женою, он составил "Краткую  историю  России".  В  ноябре  1855  г.  ему
разрешено было, наконец, совершенно оставить Вятку (откуда он до тех пор
только один раз выезжал к себе в тверскую деревню); в феврале 1856 г. он
был причислен к  министерству  внутренних  дел,  в  июне  того  же  года
назначен  чиновником  особых  поручений  при  министре   и   в   августе
командирован  в  губернии  Тверскую   и   Владимирскую   для   обозрения
делопроизводства губернских комитетов ополчения (созванного,  по  случаю
восточной войны, в 1855 г.). В его  бумагах  нашелся  черновик  записки,
составленной им при исполнении этого поручения.  Она  удостоверяет,  что
так называемые дворянские губернии предстали перед С. не в лучшем  виде,
чем недворянская, Вятская; злоупотреблений при снаряжении  ополчения  им
было обнаружено множество. Несколько позже им была составлена записка об
устройстве  градских   и   земских   полиций,   проникнутая   мало   еще
распространенной   тогда   идеей   децентрализации   и   весьма    смело
подчеркивавшая недостатки действовавших порядков. Вслед за  возвращением
С.  из  ссылки.  возобновилась,  с  большим  блеском,  его  литературная
деятельность. Имя надворного советника Щедрина, которым  были  подписаны
появлявшиеся в "Русском Вестнике", с 1856 г., "Губернские Очерки", сразу
сделалось одним из самых любимых и популярных. Собранные в  одно  целое,
"Губернские Очерки" в 1857 г. выдержали два издания (впоследствии -  еще
два,  в  1864  и  1882  гг.).  Они  положили  начало  целой  литературе,
получившей название "обличительной", но сами принадлежали к  ней  только
отчасти. Внешняя сторона мира кляуз, взяток,  всяческих  злоупотреблений
наполняет всецело лишь никоторые из очерков; на первый план  выдвигается
психология  чиновничьего  быта,  выступают  такие  крупные  фигуры,  как
Порфирий  Петрович,  как   "озорник",   первообраз   "помпадуров",   или
"надорванный", первообраз "ташкентцев", как Перегоренский, с неукротимым
ябедничеством   которого   должно   считаться   даже    административное
полновластие. Юмор, как и у Гоголя, чередуется в "Губернских Очерках"  с
лиризмом;  такие  страницы,  как  обращение  к  провинции  (в  "Скуке"),
производят до сих пор глубокое впечатление. Чем были "Губернские Очерки"
для русского общества, только что  пробудившегося  к  новой  жизни  и  с
радостным удивлением следившего за первыми проблесками свободного  слова
-  это  легко  себе  представить.  Обстоятельствами  тогдашнего  времени
объясняется  и  то,  что  автор  "Губернских  Очерков"  мог  не   только
оставаться на службе, но и получать  более  ответственные  должности.  В
марте 1858 г. С.  был  назначен  рязанским  вицегубернатором,  в  апреле
1860г. переведен на ту же должность в Тверь. Пишет он в это время  очень
много,  сначала  в  разных  журналах  (кроме  "Русского  Вестника"  -  в
"Атенее",   "Современнике",   "Библиотеке   для   Чтения",   "Московском
Вестнике"), но с 1860 г. - почти исключительно в "Современнике" ( В 1861
г. С. поместил несколько  небольших  статей  в  "Московских  Ведомостях"
(ред. В. Ф. Корша), в 1882 г. - несколько сцен  и  рассказов  в  журнале
"Время"). Из написанного им  между  1858  и  1862  гг.  составились  два
сборника-"Невинные рассказы" и "Сатиры в прозе"; и тот, и другой  изданы
отдельно три раза (1863, 1881, 1885). В картинах  провинциальной  жизни,
которые С. теперь  рисует,  Крутогорск  (т.  е.  Вятка)  скоро  уступает
Глупову, представляющему собою не какой-нибудь определенный, а  типичный
русский город - тот город, "историю" которого, понимаемого в  еще  более
широком смысле, несколькими годами позже написал С. Мы видим  здесь  как
последние вспышки отживающего крепостного  строя  ("Госпожа  Падейкова",
"Наш  дружеский  хлам",  "Наш  губернский  день"),  так  и  очерки   так
называемого  "возрождения",  в  Глупове  не   идущего   дальше   попыток
сохранить,   в   новых   формах,   старое   содержание.    Староглуповец
"представлялся  милым  уже  потому,  что  был  не   ужасно,   а   смешно
отвратителен; новоглуповец продолжает быть отвратительным  -  и  в  тоже
время утратил  способность  быть  милым"  ("Наши  глуповские  дела").  В
настоящем и будущем Глупова усматривается один "конфуз": "идти вперед  -
трудно, идти назадневозможно". Только в самом  конце  этюдов  о  Глупове
проглядывает нечто похожее на луч надежды: С. выражает уверенность,  что
"новоглуповец будет последним из глуповцев". В  феврале  1862  г.  С.  в
первый раз вышел в отставку. Он хотел поселиться в Москве и основать там
двухнедельный журнал; когда ему это не удалось, он переехал в  Петербург