сведениями,  сохранившимися  у  еврейского   историка   Иосифа   Флавия.
Последний хотя происходил из дома первосвященников,  которые  почти  все
были саддукеями, но, после тщательного изучения всех трех сект, примкнул
к фарисейской, которую описывает как философскую школу, сравнивая  ее  с
греческой школой стоиков. В догматическом отношении Ф., по  его  словам.
"все совершающееся ставят в зависимость от Бога и судьбы  и  учат,  что,
хотя человеку предоставлена свобода выбора между честными и  бесчестными
поступками, но в этом участвует также предопределение  судьбы".  В  этом
отношении они занимали середину между ессеями, которые  все  приписывали
предопределению, и саддукеями,  которые  признавали  абсолютную  свободу
воли  и  утверждали,  что  судьба  человека  находится  всецело  в   его
собственных руках. Может быть именно потому Ф., в качестве судей,  были,
в отличие от саддукеев, "вообще весьма снисходительными  при  назначении
наказаний". Из талмудической литературы мы узнаем, что Ф. удалось  почти
совершенно отменить смертную казнь, сплошь и рядом налагаемую  Моисеевым
законом; это было достигнуто  ими  отчасти  посредством  разных  фикций,
введенных ими в  толкование  Моисеева  закона,  отчасти  предоставлением
весьма широких прав защите, в ущерб обвинению. "Ф.  верят  в  бессмертие
души; за гробом людей ожидает суд и награда за добродетель или возмездие
за преступность при жизни; грешники подвергаются  вечному  заточению,  а
добродетельные   имеют   возможность    вновь    воскреснуть".    Флавий
характеризует Ф. как "искуснейших толкователей закона",  прибавляя,  что
"Ф.  передали  народу,  на  основании   древнего   предания,   множество
положений, которые не входят в состав Моисеева  законодательства,  между
тем  как  секта  саддукеев  совершенно  отвергает  все  эти   наслоения,
признавая обязательность одного писанного закона".  Относительно  образа
жизни Ф. Флавий отмечает, что "они ведут строгую жизнь и отказываются от
всяких удовольствий. Они следуют лишь тому, что разум признает за благо.
Они  почитают   старших   и   не   позволяют   себе   противоречить   их
постановлениям.  Они  пользуются  таким  влиянием  на  народ,  что   все
богослужебные обязанности совершаются по  их  начертаниям".  Для  ясного
уразумения   сущности   фарисеизма   необходимо    проследить    историю
возникновения и развития этой секты. Из книг Ветхого Завета  мы  узнаем,
что почти за весь царский период еврейской  истории  Моисеев  закон  был
известен народу разве только по имени. Источниками народных воззрений  и
настроений служили с одной стороны храм иерусалимский, с его  жертвенным
культом, с  другой  -  живое  слово  пророков.  До  самого  вавилонского
пленения шла непрерывная борьба между жрецами и  пророками;  первые,  из
убеждения  или  из  личных  выгод,  стояли   за   унаследованный   культ
жертвоприношений и вообще за обрядовую  религию,  пророки  же  отвергали
унаследованные обрядности и проповедовали народу, что угодить Богу можно
только безусловной правдой и  любовью  к  ближнему.  Из  самой  сущности
этического  монотеизма  вытекает  также,  что  благодать   нравственного
усовершенствования не  может  быть  уделом  одного  только  израильского
народа; богоизбранность его только в том и заключается,  что  он  первый
постиг истину и потому призван сделать ее достоянием всего человеческого
рода. Когда, по возвращении из  вавилонского  пленения,  голос  пророков
замолк  и  живой  источник  этической  религии  иссяк,  еврейский  народ
оказался недостаточно  еще  подготовленным  для  высокой  роли,  которую
предназначали ему пророки.  Ввиду  его  малочисленности  и  рассеянности
между другими народами, ему угрожала  опасность  раствориться  в  них  и
исчезнуть вместе со своими идеалами. Тогда-то в еврействе возникло новое
направление, представителем которого был Ездра, видевший спасение народа
в строгом  исполнении  Моисеева  закона,  представляющего  гармоническое
сочетание  обрядовой  религии  жрецов  и  этической  религии   пророков.
Созданное Ездрой всенародное собрание письменным  договором  подтвердило
обязательность Моисеева  закона  во  всех  его  подробностях  на  вечные
времена. Народ  действительно  стал  подчиняться  закону  с  щепетильной
добросовестностью, считая одинаково  важными  как  высокие  нравственные
принципы, в нем изложенные,  так  и  те  многочисленные,  чисто  внешние
обряды, которые рассчитаны были лишь на изолирование  еврейского  народа
от всех окружающих. Универсальные идеи пророков сохранились лишь в  виде
народных   идеалов,   осуществление   которых   отодвинуто    было    на
неопределенный срок, до так называемого Мессианского времени.  Но  закон
Моисея, рассчитанный на изолирование еврейского народа от древних, давно
исчезнувших  ханаанских  народов,  вскоре  оказался  недостаточным   для
изолирования его от новых народов, - сначала персов, потом эллинов, -  с
которыми  ему  приходилось  сталкиваться.  По  отношению  к  персам  это
казалось необходимым ввиду  того,  что  дуализм  Зороастра  по  духовной
сущности  своей  гораздо  ближе  подходит  к  монотеизму   евреев,   чем
семитические культы Ваала и Астарты, и следовательно  опасность  слияния
была больше. Еще большая опасность стала угрожать еврейской  религии  со
времени  появления   греков   на   Востоке,   не   вследствие   сходства
мировоззрений, а  ввиду  необычайной  привлекательности  жизнерадостного
эллинизма. В защиту еврейского религиозного строя духовным руководителям
народа приходилось устанавливать  дополнения  к  закону,  в  виде  целой
системы охранительных  запретов,  соответственно  новым  обстоятельствам
жизни. Однако, с воцарением Маккавеев и вступлением еврейского народа на
путь политической жизни обнаружилась полная рознь между жизнью и древним
законом. Многочисленные и сложные правила ритуальной чистоты, давно  уже
потеряли свое первоначальное гигиеническое  значение,  оказались  крайне
стеснительными. Они связали еврея по рукам и ногам, заставляя  его  быть
вечно настороже, так как каждый шаг его, каждое  его  движение  угрожало
ему  каким-нибудь  нарушением  закона.  Освобождение  страны  от  власти
язычников  не  прекратило  сношений  с  ними,  особенно  в   городах   с
преобладающим языческим населением в самой  Палестине,  а  тем  более  в
диаспоре. Между тем, с точки зрения закона, всякий язычник  должен  быть
рассматриваем, как источник ритуальной нечистоты;  ведь  он  может  быть
одержим какой-нибудь тайной заразительной болезнью, или,  как  воин,  он
наверное когда-нибудь прикоснулся в человеческому трупу - и в силу этого
инфицирует все, к чему прикасается.  Еврей  не  мог  не  только  обедать
вместе с язычником или с самаритянином, но даже  выпить  у  них  немного
воды. Это прямо видно из рассказа евангелиста Иоанна  о  встрече  Иисуса
Христа с самаритянкой у колодца. На просьбу Христа  дать  ему  напиться,
она ответила: "Как Ты, будучи Иудей, просишь пить  у  меня,  самарянки?"
(Иоанн IV, 9). С указанными законами связано было еще  одно  зло,  прямо
угрожавшее  целости  и  единству  еврейского  народа:  они  могли   быть
соблюдаемы лишь высшим, более обеспеченным  классом  народа.  У  низших,
трудовых классов не хватало ни досуга,  ни  специальных  знаний  для  их
соблюдения; высшие классы стали чуждаться народной массы, в  особенности