Очень естественно, что он, замечая, как твердо надеется на него  народ,
стряхнул  с  себя  гнетущие  его  воспоминания  и  опять   всецело   отдался
общественным интересам. Ум его снова заработал, и к нему  вернулась  прежняя
энергия. Он ободрил своих  унывающих  друзей,  раздал  приказания,  разослал
гонцов по всем направлениям и тогда только поскакал к королю, в Геверинг.
     Этот  дворец,  весь  утопавший  в  зелени   и   цветах,   был   любимым
местопребыванием Эдуарда. Есть предание, будто  он  тут  однажды  ночью,  во
время молитвы, был сильно смущаем пением соловьев и,  раздосадованный,  стал
просить Бога прекратить это пение - с этой самой минуты никто и  никогда  не
слышал в Геверинге соловьиного пения.
     Гарольд выехал из  леса,  пестревшего  всеми  цветами  осени.  Очутился
вскоре  перед  низкими,  незатейливыми  воротами  дворца,  сплошь  покрытыми
вьющимися растениями, и через несколько минут уже входил к королю.
     Лицо короля заметно прояснилось при входе  Гарольда,  и  он  с  усилием
приподнялся на своей постели, стоявшей под прекрасным резным балдахином,  на
котором был изображен весь Иерусалим.
     Эдуард поспешил удалить начальника стражи, стоявшего у его изголовья, и
проговорил слабым голосом, соответствовавшим страшной перемене, произошедшей
в его лице.
     - Наконец-то ты вернулся,  Гарольд,  чтобы  поддержать  эту  ослабевшую
руку, которая скоро выпустит навсегда земной скипетр... Молчи!  Я  чувствую,
что это непременно случится, и радуюсь...
     Он пристально  взглянул  на  Гарольда,  лицо  которого  было  бледно  и
печально, и продолжал:
     - Ну, ты, самонадеянный человек, доволен  ли  ты  остался  результатами
своей поездки или убедился в справедливости моего предсказания?
     - К несчастью, последнее исполнилось! - ответил Гарольд со вздохом. - Я
убедился, что моя мудрость пасует  перед  твоей,  государь...  меня  и  моих
родственников ловко опутали, под тем предлогом, что ты когда-то дал  герцогу
Вильгельму обещание назначить  его  твоим  наследником,  в  случае  если  он
переживет тебя.
     Эдуард заметно сконфузился и пролепетал:
     - Может быть, что подобное  необдуманное  обещание  было  действительно
дано мной в то время, когда  я  еще  не  знал  английских  законов,  которые
гласят, что трон нельзя передавать по наследству - подобно дому или  другому
имуществу. Не удивляюсь, что мой родственник Вильгельм алчнее меня...  более
привержен  ко  всему  земному...  Предвижу,  что   эти,   так   бесхитростно
высказанные слова, а также и твоя поездка будут иметь кровные последствия.
     Король погрузился в раздумье, и Гарольд вывел очень верное  заключение,
что он, очнувшись, не станет больше  расспрашивать  его  о  результатах  его
путешествия.
     - Видишь перстень у меня на пальце? - проговорил он наконец, протягивая
Гарольду свою руку. - Он прислан мне с неба...  чтобы  душа  моя  готовилась
предстать перед  Всевышним  Судьей...  Ты,  может  быть,  слышал,  как  один
престарелый старик остановил меня однажды, когда я шел из храма, и  попросил
милостыни. Кроме этого перстня, у меня ничего ценного не было с  собой  -  я
отдал его старику, который пошел своей дорогой, благословляя меня?
     - Да, я слышал о твоем милосердии, - ответил  граф.  -  Странник  везде
рассказывал о нем.
     - Это было несколько лет тому назад, - продолжал король с едва заметной
улыбкой. - Ну,  а  в  текущем  году  случилось  так,  что  двое  англосаксов
встретились, по дороге из обетованной земли, с двумя странниками, которые во
время разговора осведомились  обо  мне,  грешном.  Один  из  них,  старец  с
замечательно-добродушным и  приятным  лицом,  вынимает  перстень  и  говорит
англичанину: "Когда ты прибудешь домой, то  вручи  этот  перстень  королю  и
скажи ему, что он посылается в залог того, что он  будет  у  меня  в  начале
января. За его подарок я сторицей вознагражу  его  в  небесных  чертогах,  в
которых уж  идут  приготовления  к  принятию  нового  пришельца".  Англичане
спросили с изумлением: "От имени кого же должны мы передать это  королю?"  -
"От имени Иоанна!" С этими словами видение исчезло... Этот перстень есть тот
самый, который я отдал некогда страннику, а  получил  я  его  обратно  таким
чудесным образом четырнадцать дней тому назад. Следовательно:  мне  осталось
жить на земле  немного,  Гарольд,  и  я  очень  рад,  что  твое  возвращение
избавляет меня  от  государственных  забот,  позволяя  мне  приготовиться  к
блаженному дню перехода в вечную жизнь!
     Гарольд, предположивший, что  история  с  перстнем  есть  просто  новое
доказательство  хитрости  норманнов,  желавших  заставить  короля   подобным
предостережением сдержать свое обещание,  старался  переубедить  его,  но  -
тщетно: Эдуард ответил ему почти с негодованием:
     - Пожалуйста,  не  становись  между  мной  и  небесным  посланником,  а
приготовься лучше встретить грядущие  черные  дни!  Передаю  тебе  все  дела
государства... Ты должен знать, что вся страна возмущена. Анлаф, которого  я
выслал при твоем входе, рассказал мне самые  печальные  истории,  в  которых
главную роль играют убийства и грабежи, совершающиеся у нас... Ступай к нему
и попроси повторить тебе эти рассказы. Выслушай и  послов  Тостига,  которые
ждут в  передней...  Иди,  возьми  щит  и  секиру,  собери  войска  и  твори
правосудие... Когда ты вернешься,  то  увидишь,  с  каким  восторгом  земной
король покинет трон, чтобы войти в лучший мир... Иди же!
     Глубоко  растроганный   Гарольд,   на   которого   благочестие   короля
производило сильное впечатление, отвернулся, чтобы скрыть свои слезы.
     - Молю небо, государь, - произнес он, - даровать мне  тот  же  душевный
мир, которым оно наградило тебя! Что только будет зависеть от меня,  слабого
смертного,  чтобы  предотвратить  государственные   бедствия,   которые   ты
предвидишь в будущем, будет сделано мной... Быть может, я этим тоже  заслужу
милосердие Божье!
     Гарольд удалился, поклонившись почтительно королю. То, что он узнал  от
Анлафа, далеко не могло успокоить его. Моркар, сын Альгара,  был  официально
выбран бунтовщиками на место Тостига, и на его сторону стали все способные к
оружию жители Ноттингема, Дерби и Линкольна. Под  предводительством  Эдвина,
брата Моркара, поднялась и  вся  Мерция.  К  этому  движению  присоединились
многие из кимрских предводителей.
     Гарольд, не медля ни минуты, объявил набор в государственное ополчение.
Что делалось тогда следующим образом: разламывали пучки  стрел  и  рассылали
обломки по всем городам, селам и местечкам. К Гурту  были  посланы  гонцы  с
приказом тотчас же собрать свои войска и вести  их  форсированным  маршем  в
Лондон.
     Сделав  эти  распоряжения,  Гарольд  поехал  к  матери,   смущенный   и
печальный.
     Гита была уже предупреждена о всем случившемся Гаконом, который решился
принять на себя ее упреки Гарольду.  Он  искренно  любил  графа  и  старался