ему, как одноплеменнику. Если вы опять примете его в качестве вашего  графа,
то я,  Гарольд,  обещаюсь  его  именем,  что  он  больше  никогда  не  будет
забываться против вас и ваших законов.
     - Лучше и не говори об этом! - воскликнули таны. - Мы люди свободные  и
не хотим иметь гордых и своевольных вождей - наша  свобода  для  нас  дороже
жизни!
     Гарольд заметил по лицам своих танов, что они одобряют эти слова и  что
ему, как он ни любим и ни уважаем,  трудно  было  бы  принудить  их  поднять
оружие на своих земляков, которых они, вдобавок, считали полностью  правыми.
Но сдаться на доводы Гамеля Бьерна и прекратить  сразу  дело,  решив  его  в
пользу бунтовщиков, он тоже не мог, так как от Тостига  можно  было  ожидать
всего  самого  худшего,  если  бы  Гарольд  восстановил  его  против   себя.
Вследствие этого он пригласил вождей прийти к нему через несколько дней и за
это время обдумать их требования, чтобы их можно было представить королю.
     Невозможно  описать,  в  какую  ярость  пришел  Тостиг,  когда  Гарольд
повторил ему все взведенные  на  него  обвинения  и  предложил  оправдаться.
Строптивый граф считал нужным оправдываться не  словами  -  а  исключительно
оружием, придерживаясь убеждения, что сильный не бывает никогда виноват.
     Гарольд, не желал быть единственным судьей брата, уговорил его передать
свое дело на обсуждение танов, стоявших под знаменем короля.
     Тостиг явился перед этим собранием разряженным как женщина - в  красной
бархатной мантии, вышитой золотом, завитым, раздушенным. Внешний блеск  имел
такое громадное значение  в  то  время,  что  судьи  при  виде  прекрасного,
статного  обвиненного  готовы  были  забыть  половину   его   возмутительных
поступков, но как только он заговорил, то мгновенно восстановил всех  против
себя своей наглостью и грубостью. И  чем  дальше  он  говорил,  тем  делался
нахальнее, так что таны, выведенные из терпения, даже не пожелали  дослушать
до конца.
     - Довольно! - воскликнул Вебба, - из твоей же речи делается  очевидным,
что ни королю, ни Витану нельзя вернуть тебе прежнюю власть... Замолчи  ради
Воденна! Не рассказывай больше о своих злодеяниях?  Они  так  отвратительны,
что мы сами прогнали бы тебя, если бы нортумбрийцы не догадались сделать это
ранее нас!
     - Возьми свое золото, свои  корабли  и  ступай  во  Фландрию,  к  графу
Балдуину, - сказал Гарольд, могущественный англодатчанин из Линкольншира.  -
Здесь даже имя Гарольда будет не в состоянии спасти тебя от изгнания.
     Тостиг окинул взглядом блестящее собрание, но прочел на всех лицах одно
негодование.
     - Это все твои холопы, Гарольд! - процедил  он  сквозь  зубы  и,  круто
отвернувшись, гордо вышел из залы.
     Вечером того же дня он поскакал к Эдуарду, чтобы просить его защиты. На
следующие  утро  Гарольд  снова  принял   нортумбрийских   вождей,   которые
согласились ждать решения короля и Витана. До тех же пор оба  войска  должны
были остаться  под  оружием.  Король  же,  побуждаемый  Альредом,  прибыл  в
Оксфорд, куда к нему немедленно отправился Гарольд.


ГЛАВА VI

     Витан был наскоро созван, и перед ним явились, между прочим,  Моркар  и
Эдвин. Карадок же, предвидя, что дело  не  дойдет  до  войны,  отправился  с
досадой обратно в Валлис.
     На этот раз собрание было гораздо многолюднее, чем во  время  суда  над
обвиненным Свеном, потому что границы прав гласности были разрушены  в  виду
важности обсуждаемого предмета: дело шло не только о Тостиге и возмутившихся
против него подданных, но и о престолонаследии.
     Понятно, что мысли всех были устремлены на Гарольда. Король,  очевидно,
был близок к могиле, а с ним вместе прекращался  род  Сердика,  так  как  об
Эдгаре  Этелинге  не  могло  быть  и  речи,  при  его  неспособности  занять
английский трон. Не будь, конечно, этого, его быть может, и выбрали  бы,  не
смотря на  его  малолетство  и  на  то,  что  по  букве  саксонского  закона
запрещалось избрание на царствование сына некоронованного отца.  Беспорядки,
происходившие в государстве,  старые,  почти  забытые  предсказания,  теперь
снова восставшие из мрака, предчувствия Эдуарда, что Англии  грозит  великая
опасность, слухи о происках Вильгельма норманнского, подтвержденные Гаконом,
- одним словом  все  указывало  на  необходимость  выбрать  самого  опытного
полководца и государственного деятеля, и им  был,  разумеется,  только  один
Гарольд.
     Больше всех других стояли за Гарольда жители Эссекса и  Кента,  которые
были, так сказать, ядром всего английского народонаселения и  имели  влияние
одинаковое  с  англодатчанами.  Кроме  того,  желали   его   избрания   таны
Ост-Англии, Кембриджа,  Гунтингдона,  Норфолька,  вся  интеллигентная  часть
Лондона, торговцы и главное - войско.
     Даже многие сановники забыли свою ненависть к роду Готвина, потому  что
Гарольд, во время своих многочисленных походов, ни разу не оттягивал  ничего
из принадлежавшего им земельного имущества, как делал даже  Леофрик.  Против
него были только приверженцы Моркара и Эдвина. Эта партия была велика: к ней
принадлежали все чтившие память Леофрика и Сиварда, таны Нортумбрии, Мерции,
Валлиса, часть населения восточной Англии, но в конце концов оказалось,  что
даже партия была готова присоединиться к друзьям Гарольда - она только ждала
поощрения с его стороны.
     Гарольд решил не  подавать  голоса  в  деле  Тостига.  Это  значило  бы
поощрять  насилие  и  своеволие,  да  и  против  Тостига  не  хотелось  тоже
высказываться, тем более что  ему  было  неприятно  видеть,  как  Нортумбрия
переходит в руки соперников его власти.
     Баловню судьбы не нужно делать  почти  никаких  усилий  для  достижения
цели: как только плод созреет, то сам свалится к его ногам. Так  и  Гарольду
корона была предназначена судьбой и он получил бы ее, вовсе ее не добиваясь.
     Тостиг, поселившись отдельно от Гарольда, в крепости  близ  оксфордских
ворот, заботился очень мало о примирении с врагами или о приобретении  новых
друзей. Он  сильно  надеялся  на  заступничество  Эдуарда,  который  не  был
расположен к семейству Альгара. Понятно, что хитрый граф постарался  уверить
короля, что он унизит свою власть, если решит дело в пользу мятежников.
     До открытия Витана оставалось всего три дня. Гарольд сидел у окна дома,
в котором жил и смотрел на улицу, где двигались взад и вперед таны, друиды и
студенты, которым, по распоряжению Эдуарда,  был  снова  открыт  Оксфордский
университет, разоренный было Канутом, когда вошел Гакон с уведомлением,  что
Гарольда желают видеть несколько танов и достойный Альред.
     - Знаешь ты, что привело их ко мне? - спросил Гарольд.
     Юноша побледнел больше обыкновенного и сказал почти шепотом: