него, чтобы побудить его покориться тебе.
     Альред познал из опыта всевластие честолюбия, но был  плохой  знаток  в
чувствах женского сердца. Он отвечал Гакону нетерпеливым  жестом,  но  Гурт,
обвенчавшийся недавно с милой и достойной девушкой, отнесся совсем  иначе  к
замечанию Гакона.
     - Гакон прав! - сказал он. - И мы не  можем  требовать,  чтобы  Гарольд
нарушил, без ведома Юдифи, их взаимный обет. Она из-за  него  отказалась  от
многих и блистательных  партий  и  любила  его  с  беспредельной  нежностью.
Отправимся к Юдифи, а еще того лучше, поедем и расскажем все дело королеве и
порешим заранее подчиниться во всем ее верховной воле.
     - Идем! - сказал Гакон, прочтя неудовольствие  на  лице  старика.  -  А
достойный Альред останется с Гарольдом, чтобы придать ему мужество к  победе
над его настоящей слабостью.
     - Ты рассудил умно, мой сын, - ответил Альред. - Переговорить  об  этом
деле с королевой приличнее вам, молодым светским людям,  чем  мне,  дряхлому
старику.
     - Идем, Гакон, нечего медлить, - произнес  Гурт.  -  Знаю,  что  наношу
моему любимому брату страшную рану, которая долго не заживет...  но  он  сам
научил меня ценить Англию так же высоко, как римляне ценили Рим.


ГЛАВА Х

     Взаимная любовь придает нам необыкновенное спокойствие, но  мы  большей
частью сознаем это только тогда,  когда  наше  счастье  уж  разрушено:  пока
сердце не смущено возможностью разлуки, мы бываем энергичны и деятельны,  мы
идем неуклонно по однажды начертанному пути и стремимся к цели, поставленной
нам честолюбием или долгом, хотя и не замечаем, что, собственно, влечет  нас
вперед и вперед.
     Но стоит объявить самому трудолюбивому человеку,  что  он  уже  лишился
любимого предмета и все, что имело цену в его глазах, теряет для него  былое
значение. Очнется он от прежних честолюбивых снов и воскликнет с тоской: "На
что мне слова, когда сердце разбито?"
     Так точно и Гарольд теперь только увидел  громадное  значение,  которое
имела  для  него  любовь  Юдифи.  Это  чистое  чувство  сделалось  для  него
существенной потребностью, и вот, когда он думал, что одолел  препятствия  к
увенчанию его, - от него стали требовать, чтобы он вырвал  его  хладнокровно
из  сердца!  До  сих  пор  он  заглушал  голос  страсти  мыслью,  что  Юдифь
скоро-скоро будет его женой, будет украшать его трон, а теперь блеск  короны
померк в его глазах, трон перестал ему казаться достойным обладания и долг к
родине представлялся грозным, отвратительным пугалом.
     Как-то вечером сидел он лицом к лицу с этим  страшилищем,  и  губы  его
шептали:
     - О, лживое порождение ада, побудившее меня предпринять эту  несчастную
поездку!.. так вот женщина, которую мне суждено назвать своей!.. Говорила же
Хильда, что союз с норманном будет способствовать моему браку!
     В открытое окно неслись веселые  звуки  из  различных  питейных  домов,
переполненных беззаботными, довольными людьми, слышались и  торопливые  шаги
поспешавших домой, в объятия семейства. Вот и за дверью  Гарольда  раздались
шаги... послышались два голоса  -  звучный  голос  Гурта  и  другой,  тихий,
нежный.
     Граф встрепенулся, и сердце его сильно забилось. Дверь отворилась почти
неслышно, и на  пороге  показалась  фигура,  нерешительно  остановившаяся  в
полумраке. Дверь сильной рукой затворили снаружи. Гарольд, дрожа всем телом,
вскочил со своего места и - через мгновение у ног его лежала Юдифь.
     Она откинула назад покрывало, и он увидел ее  прелестное  лицо,  полное
неземной красоты и величия.
     - О, Гарольд! - воскликнула она.  -  Помнишь  ты  еще,  как  я  некогда
сказала тебе: "Юдифь не любила бы тебя так сильно,  если  бы  ты  не  ставил
Англию выше ее?" - если ты забыл мои слова, то припомни их теперь! Не можешь
же ты думать, что я теперь, когда столько лет жила  твоей  жизнью,  я  стала
слабее, чем в то время, когда я едва понимала, что значат Англия и слава.
     - Юдифь, Юдифь, что ты хочешь этим  сказать?..  Что  ты  узнала?..  Кто
рассказал тебе... что привело тебя сюда, чтобы говорить против себя?
     - Нет дела до того, кто мне сообщил то, что я знаю - а я  знаю  все!...
Что привело меня сюда? Моя любовь, моя душа.
     Она встала, схватила его руку и, смотря ему прямо в лицо, продолжала:
     - Я прошу тебя не печалиться о нашей разлуке - я знаю, сколько  в  тебе
постоянства и нежности, но умоляю тебя побороть себя для блага родины... Да,
Гарольд, я сегодня вижу тебя в последний раз... жму твою руку  и  сейчас  же
уйду - без слез.
     - Этого не должно быть! - проговорил страстно Гарольд. - Ты обманываешь
себя  в  пылу  благородного  самоотречения...  когда  ты  опять  придешь   в
нормальное состояние, то тобой овладеет страшное,  невыразимое,  бесконечное
отчаяние и сердце твое разобьется... оно не выдержит  этого  испытания.  Нас
помолвили под открытым небом, у могилы героя, помолвили по обычаю предков  -
этот союз неразрывен. Если я  нужен  Англии,  то  пусть  она  берет  меня  с
тобой... нашу любовь нельзя втоптать в грязь, даже во имя Англии!
     - Ax! - шептала Юдифь, и ее щеки покрылись смертельной бледностью. - Ты
напрасно говоришь это, Гарольд. Твоя любовь оградила меня от  знакомства  со
светом, так что я долго не имела понятия о строгости человеческих законов...
Я теперь убеждена, что наша любовь - грех, хотя она, может быть, не была  им
именно до сих пор.
     - Нет,   нет!  -  восклицал  Гарольд  вне  себя.  Все  его  обаятельное
красноречие, которым он увлекал всех, кто ни слушал  его,  исчезло.  Он  мог
произносить только отрывочные фразы, и мысли его были сбивчивы.
     - Нет, - продолжал он. - В нашей любви нет ничего грешного...  покинуть
тебя - грех!.. Молчи, молчи!.. Мы видим только тяжелый сон...  Но  мы  скоро
проснемся!..  Благородная  душа,  верное  сердце,  я  не  могу,  я  не  хочу
расставаться с тобой.
     - Зато я это сделаю, я скорее лягу в могилу, чем допущу  тебя  изменить
славе,  чести,  долгу,  родине  -  отказаться   от   предназначенного   тебе
судьбой!... Гарольд, позволь  мне  остаться  достойной  тебя  до  последнего
вздоха, если мне не следует быть твоей женой, если это счастье не для  меня,
то пусть хоть скажут, что я была его достойна.
     - А известно ли тебе, что от меня требуют не только чтобы  я  отказался
от тебя, но чтобы я еще женился на другой?
     - Известно, - ответила Юдифь, и две тяжелые слезинки  скатились  по  ее
щекам. - Знаю, что та, которую ты назовешь своей не Альдита, а  Англия...  в
лице Альдиты ты должен доказать свою любовь к  родине.  Эта  мысль,  что  ты