нас зубы, не можем отказаться от единственного человека, который в состоянии
избавить нас от норманнского ига... Гарольд произнес клятву?.. Кто же из нас
не произносил такого же рода клятвы и потом не отказывался от ее исполнения,
очистив свою совесть богатым вкладом в храм? Избирая  Гарольда  королем,  мы
избавляем его  от  всякой  возможности  поддаться  искушению  сдержать  свою
присягу. Это убедит герцога, что король Эдуард не имел вовсе  права  обещать
ему трон.
     Эта речь успокоила окончательно танов.  Совещание  скоро  кончилось,  и
Альред пошел за Гарольдом. Братья горячо молились, и старик умилился, увидев
их смирение именно в ту минуту, когда над домом их уж почти сияла английская
корона. По приглашению Альреда,  они  вышли  к  собранию.  Гарольд  выслушал
сообщение, что совещание кончилось в его пользу, и ответил спокойно:
     - Да будет ваша воля! Если вы уверены, что я в качестве короля  принесу
больше пользы родине, чем оставаясь подданным, то я согласен принять на себя
эту тяжелую обязанность. Так как вы теперь знаете мою тайну,  то  прошу  вас
навсегда остаться моими советниками. Одному мне не под силу будет нести  всю
ответственность,  и  я  постоянно  буду  слушаться  вас:  итак,  я  принимаю
предлагаемый мне венец.
     Таны протянули Гарольду руки и согласились остаться его советниками.
     -  Теперь  необходимо  прекратить   раздоры,   происходящие   в   нашем
государстве, -  сказал  старый  тан.  -  Надо  примирить  с  нами  Мерцию  и
Нортумбрию, чтобы вместе быть готовым встретить норманна, если  он  вздумает
припожаловать к нам. Ты, Гарольд,  поступил  умно,  отказавшись  от  всякого
вмешательства в дело  Тостига,  и  мы  надеемся,  что  ты  предоставишь  нам
восстановить мир и согласие между нашими храбрецами.
     - И ты согласен будешь с нашим решением - какого  бы  свойства  оно  ни
было? - спросил Альред задумчиво.
     - Буду согласен, если оно послужит на пользу Англии, - ответил искренно
граф.
     Альред улыбнулся загадочной улыбкой.


ГЛАВА VII

     Гакон всеми силами старался действовать на вождей  в  пользу  Гарольда.
Его слушались не только как чрезвычайно глубокомыслящего человека,  имевшего
какую-то особенную  способность  проникать  в  суть  дела,  но  и  как  сына
первородного сына Годвина. Выросши при норманнском дворе, он  рано  научился
всем тонкостям политики и применял теперь свои знания на  практике.  Он  был
уверен, что проживет недолго, что слава которой должно было закончиться  его
короткое  земное  поприще,  будет  зависеть  исключительно   от   возвышения
Гарольда, и потому он, честолюбивый от природы, употреблял все свое  влияние
для того, чтобы Гарольду был предоставлен престол. Гарольд был  единственной
привязанностью его  мрачной  и  безотрадной  жизни.  Понятно,  что  он  жил,
чувствовал и мыслил для одного его.
     Все  особы,  влиявшие  на  карьеру  Гарольда,  как  будто  олицетворяли
какую-нибудь идею: Юдифь - правды, Гурт - долга, Хильда -  поэзии,  а  Гакон
был олицетворение человеческой предусмотрительности, которая проглядывала во
всех его действиях. Он  устранял  все  препятствия,  встречавшиеся  на  пути
Гарольда, - то совещаясь с друзьями дяди и  Альреда,  то  переговариваясь  с
Эдвином и Моркаром, то шепчась с больным королем. Он твердой рукой уравнивал
неровности, приводил все в гармонию. Особенно  занимался  он  одной  особой,
сердце которой сильно билось, когда он передавал ей свои планы и цели.


ГЛАВА VIII

     На другой день после посещения танов Гарольд получил письмо от Альдиты.
Она жила,  с  своей  дочерью,  при  одном  из  оксфордских  храмов,  куда  и
приглашала  его  прийти.  Граф  принял  приглашение,  обрадовавшись   случаю
порассеяться от своих бесчисленных забот.
     Она сняла уже траур по Гриффиту и в  своем  роскошном  наряде  казалась
Гарольду и моложе прежнего. У ног ее сидела дочь, которая была потом в числе
предков Стюартов, так как вышла замуж за  Фленса,  с  которым  нас  знакомит
Шекспир в одном из своих гениальных творений. Рядом с ней сидел Гакон.
     Как ни горда была Альдита, но при виде Гарольда волнение пересилило  ее
самообладание. Понемногу она разговорилась с ним о том, что она выстрадала в
супружестве с Гриффитом, замечая при этом, что жалела о  нем  только  как  о
короле, потерявшем жизнь при таких ужасных обстоятельствах, а не как о муже.
Она слегка  коснулась  известной  распри  Тостига  с  ее  братьями  и  тонко
намекнула, что последние добиваются теперь благосклонности Гарольда.
     В это время Эдвин и Моркар, как будто  невзначай,  вошли  в  комнату  и
раскланялись с графом не без сознания собственного  достоинства,  хотя  и  с
почтительным видом. Они были настолько деликатны, что  ни  одним  словом  не
упомянули о собрании в Витане, где должен был решиться вопрос: останутся  ли
они при своих графствах или будут осуждены на изгнание.
     Гарольду они очень понравились, и он принял в  них  особенное  участие,
когда вспомнил трогательную  сцену,  происходившую  между  ним  и  их  дедом
Леофриком у трупа Годвина. Он не мог не  сознаться,  глядя  на  их  молодые,
красивые лица и статные фигуры и слыша их здравые суждения, что нортумбрейцы
и мерцийцы умели избирать себе  достойных  предводителей.  Но  когда  беседа
прекратилась, Гарольд распростился со всеми, и братья пошли провожать его  к
выходу.
     - Что же вы не хотите протянуть дяде  руку?  -  спросил  у  них  Гакон,
причем губы его нервно подергивались, как  будто  он  старался,  но  не  мог
улыбнуться.
     - Почему не хотеть, - ответил Эдвин,  младший  из  братьев,  обладавший
весьма поэтичной натурой, - почему не сочувствовать достоинствам  соперника,
если граф согласится принять руки людей, которые надеются, что их не доведут
до того, чтобы поднять знамя против Англии!
     Гарольд протянул им руки, что  было  в  то  время  равносильно  прямому
уверению в дружбе.
     - Ты напрасно заставил меня протянуть руку Эдвину и Моркару,  Гакон,  -
сказал Гарольд, когда они прошли уже  несколько  далее,  -  ты  позабыл  мои
отношения к ним?
     - Да, но дело-то заранее уже решено в их пользу, - ответил Гакон,  -  а
тебе необходимо вступить с ними в союз.
     Гарольд не отвечал: тон юноши задел его, но потом он подумал, что Гакон
мог бы быть теперь на его месте, если бы проступки Свена не закрыли ему всех
путей к возвышению.