недоверять  мне? Как?  Варвары и  сюда следуют за  нами! --  и  он указал на
начальника  отряда, прибывшего позже.  Закутанный в темный плащ, с  головой,
скрытой  под капюшоном,  он молча  взошел с двенадцатью  воинами на  верхнюю
ступень  храма. Юлий хотел удалить их, но предводитель  другой партии,  граф
Торисмут, ответил коротко: "По приказанию короля".
     -- Говори по-гречески, -- сказал  Юлий  Цетегу. -- Они не поймут. Цетег
протянул юноше обе руки, но Юлий отступил.
     -- О тебе ходят темные слухи, Цетег. Ведь не только в битвах обагрялись
твои руки кровью?
     -- Твой лживый друг ожесточил тебя против меня?
     -- Король Тотила  не лжет!  Да  он уже много месяцев и  не  упоминает о
тебе. Я просил его об этом, потому что не мог защищать тебя от  его  ужасных
обвинений.  Скажи,  правда   ли,   что   ты  изменнически  убил   его  брата
Гильдебада...
     --  Я  пришел  сюда  не  для того, чтобы оправдываться, а чтоб обвинить
тебя. Уже целые годы длится борьба за Рим. Я  один стою  против духовенства,
греков, варваров, усталый, израненный, несчастный, я то поднимаюсь вверх, то
погружаюсь  глубоко вниз, но я всегда  одинок. А где же  Юлий,  мой сын, сын
моей  души, который мог бы  поддержать меня своей любовью?  Он  то в  Галлии
среди монахов, то в  Византии или Риме, как орудие короля готов,  но  всегда
вдали от меня и моего пути.
     -- Я не могу идти по твоему пути, он усеян черными и красными пятнами.
     --  Ну, хорошо. Если  ты так мудр и так чист душой, то почему  же ты не
постарался просветить и спасти меня? Где был Юлий, когда моя душа все  более
отдалялась от любви к людям, все более черствела? Постарался ли ты смягчить,
согреть ее? Исполнил ли ты относительно меня свой долг, как  сын, христианин
священник?
     Эти слова произвели потрясающее  действие на благочестивый ум и кроткую
душу молодого монаха.
     -- Прости, -- сказал он. -- Я сознаю, что виноват перед тобой.
     Глаза Цетега блеснули радостью.
     -- Хорошо. Я  не требую, чтобы ты  принимал участие  в моей борьбе. Жди
исхода,  но жди  его не  в  лагере  варваров,  моих врагов,  а  подле  меня.
Священнейшая обязанность твоя  -- быть подле меня. Ты  -- добрый  гений моей
жизни.  Мне  необходим  ты и твоя привязанность,  иначе я совершенно буду во
власти тех темных сил, которые ты ненавидишь. Если существует голос, могущий
пробудить во  мне веру, -- которая, как ты говоришь, одна дает благо, --  то
это только твой голос, Юлий. Итак, решай!
     -- Ты победил, отец, я иду с тобой! -- вскричал Юлий, бросаясь на грудь
префекта.
     -- Проклятый  лицемер! --  раздался вдруг громкий голос, и предводитель
отряда бросился на площадку, где стояли разговаривавшие, и отбросил капюшон,
скрывавший его лицо. Это был Тотила, с обнаженным мечом в руке.
     -- Как,  варвар,  ты здесь! -- с величайшей ненавистью вскричал Цетег и
также выхватил меч. Враги бросились друг на друга, клинки зазвучали. Но Юлий
бросился  между  ними  и  удержал  их  руки.  Ему удалось  разделить  их  на
мгновение. Оба стояли с мечами в руках, с угрозой глядя один на другого.
     -- Так ты  подслушивал, король варваров! --  прошипел  префект. --  Это
вполне достойно короля и гения!
     Тотила ничего не ответил ему. Он обратился к Юлию.
     --  Не  за  внешнюю  твою  свободу  боялся  я, а именно  боялся попытки
завладеть   твоей  душой.  Я  обещал   тебе   никогда  не  обвинять  его  --
отсутствующего. Но теперь  он здесь. Он должен  все  выслушать и тогда пусть
оправдывается, если  может.  Вся душа его, каждая мысль  его черна и  лжива.
Смотри,  даже  эти  последние слова  его,  которые,  казалось, вырвались  из
глубины его души, даже они лживы, придуманы им много  лет назад. Вот, читай,
Юлий: узнаешь ты этот почерк?
     И он подал удивленному Юлию рукопись.
     -- До сих пор варвары крали только золото, -- злобно сказал префект. --
Позорно, бесчестно красть письма!
     И он хотел вырвать рукопись. Но Тотила продолжал:
     -- Граф Тейя захватил эту рукопись вместе с другими в его доме. Это его
дневник. Я не буду упоминать теперь о  других  преступлениях  его,  а прочту
только одну выдержку.
     И он прочел:
     "Юлия я  еще  не  совсем  потерял.  Попробую  еще  указать ему  на  его
обязанность спасти мою душу. Этот мечтатель воображает,  что он должен взять
мою руку, чтобы привести к кресту. Но моя рука сильнее -- и я возвращу его в
мир.  Трудно  мне  будет  говорить в  надлежащем тоне. Надо  будет  почитать
Кассиодора и поучиться у него.
     -- Цетег, -- с горечью прошептал Юлий, -- неужели ты писал это?
     --  Конечно, он будет  отрицать, -- ответил Тотила.  --  Он  все  будет
отрицать:  и фальшивые письма,  которыми он погубил герцога Алариха Балта, и
то, что он приготовил яд для Аталариха и Камиллы, и убийство других герцогов
Балтов через Амаласунту, и то, что он погубил Амаласунту через Петра и Петра
через императрицу,  Витихиса через Велизария и Велизария через Юстиниана,  и
то, что он убил моего  брата и во время перемирия уничтожил наши корабли. Он
все, все будет отрицать, потому что каждое его дыхание -- ложь.
     -- Цетег, -- умолял  Юлий, -- скажи "нет", и я поверю  тебе. Но префект
вложил меч в ножны, гордо выпрямился, скрестил руки на груди и сказал:
     -- Да, я сделал  все это и  еще многое другое. Силой и умом я сбрасывал
все, что становилось мне поперек дороги. Потому что я иду к высочайшей цели,
-- я стремлюсь восстановить римское государство, сесть на  трон мира. И моим
наследником в этом мировом государстве должен быть ты,  Юлий. Не для себя, а
для  Рима и для тебя сделал я все это. Почему  для тебя?  Потому что во всем
мире я люблю только тебя  одного. Да, мое сердце окаменело, я презираю всех,
только  одно чувство сохранилось  еще во мне  --  любовь к тебе. Ты ничем не
заслужил  этой  любви.  Но  твои  черты,  твой  взгляд напоминают  мне  одно
существо, давно уже лежащее в могиле, и это существо составляет тайную связь
между мной  и  тобой.  Узнай  же  теперь,  в присутствии  моего  врага,  эту
священную тайну, которую ты  должен был  узнать  только тогда, когда станешь
вполне сыном мне. Было время,  когда сердце молодого Цетега было также мягко
и нежно, как и твое. В нем жила  чистая, как  звезда,  святая любовь к одной
девушке. Она любила меня так же, как и я ее. Старая ненависть разделяла наши
семьи.  Но мне удалось, наконец,  смягчить сердце  ее отца, и он уже склонен
был согласиться  на наш брак, потому что видел, как  мы любим друг друга. Но
вот  явился  герцог Болт, который давно уже знал и  ненавидел меня.  Манилий
безусловно  доверял  ему,  потому  что во время  нашествия  варваров  герцог
защищал его  дом от грабежа. Герцог  возбудил в  старике прежнее недоверие к
Цетегу  и добился того, что Манилий обещал выдать свою дочь за старого друга