разукрашенной лодке на виллу.
     Здесь  на огромной террасе, роскошно  убранной цветами  и статуями, был
расставлен громадный стол, за который сели Тотила, окруженный своими графами
и  герцогами, и Валерия с женами знатнейших римлян и готов.  По  германскому
обычаю,  королю  был  подан брачный кубок, из которого сначала  должна  была
отпить его жена. Тотила протянул его Валерии.
     -- За кого желаешь ты выпить его? -- спросил он ее.
     -- За Мирьям, -- серьезно ответила Валерия, отхлебнув глоток вина.
     -- Мирьям -- благодарность и честь! -- провозгласил Тотила, опоражнивая
кубок.
     После  этого  начался  веселый пир. В самый разгар его к  столу  короля
подошла прекрасная девочка -- или девушка -- в чистой белой холщовой одежде,
с венком из белых полевых цветов на голове. В правой руке ее был пастушеский
посох,  а левая лежала на голове большой косматой собаки, на шее которой был
также венок из цветов.
     -- Кто ты, чудная девочка? -- сказал Тотила, с удивлением глядя на нее.
     -- Я Гото, пастушка, -- ответила она, застенчиво кланяясь королю и всем
гостям его. -- А ты, наверно,  король Тотила, я сейчас узнала тебя. Я внучка
и дочь крестьянина-гота, который жил очень далеко, на горе Иффе. У меня есть
брат, которого я люблю больше всего в мире. Но  он давно  уже ушел от нас, и
мы оставались одни со старым дедушкой. А когда он почувствовал, что умирает,
то велел мне идти в Рим. Он говорил, что здесь я найду и своего брата, и что
король  Тотила -- покровитель сирот -- окажет правосудие и мне. И я пошла со
старым Гунибадом  из  Териолиса. Но дорогой его раны  снова открылись,  и  в
Вероне он слег. Я  долго должна была ухаживать  за ним, но он  все  же умер.
Тогда я пошла дальше уже одна, только вот с  этой нашей собакой  Бруно, -- в
честь вашей свадьбы я надела ему на шею венок.
     -- Но кто же твой брат? -- спросил Тотила.
     -- Мне  кажется... -- задумчиво ответила пастушка. -- Из  того, что мне
говорил дорогой Гунибад,  я думаю, что  он носит не  свое имя.  Но его легко
узнать, -- продолжала она, краснея. -- Его волосы  темно-каштановые, а глаза
синие, как  ясное небо, голос звонок, как у жаворонка, а когда  он играет на
арфе, то смотрит вверх, точно видит небо отверстым.
     -- О, это Адальгот! -- сказал Тотила, а за ним и присутствующие.
     -- Да, его звали Адальгот, -- ответила Гото.
     Юноша, бывший в это время на площади, где  молодые готы  состязались  в
играх, услышал свое имя и взбежал на террасу.
     --  Гото!  Моя  Гото!  -- с радостью  закричал  он, увидя  пастушку,  и
бросился к ней.
     -- Какая прекрасная пара! -- сказал герцог Гунтарис.
     -- Но,  Адальгот, прежде всего надо  исполнить поручение  --  завещание
умирающего  деда. Вот, господин король, возьми этот свиток и прочти его. Дед
говорил, что в нем заключается вся судьба Адальгота и моя, -- и прошедшее, и
будущее.
     Она подала ему запечатанный свиток. Король распечатал и прочел  сначала
записку, лежавшую сверху.
     "Это писал  Гильдегизель,  сын  Гильдемута,  которого называют Длинным.
Писано со слов старого Иффы. Так говорил Иффа: -"Господин король Тотила. То,
что написано в свитке, подписано именем Варгса. Но он был  не мой сын, и имя
его было не Варгс, а Аларих из дома Балтов, изгнанный герцог.
     Тут раздался общий крик удивления.
     -- Но в таком случае наш Адальгот, который  называет себя сыном Варгса,
сын  Алариха Балта,  того  самого,  которого  он, как  королевский  герольд,
вызывал  по всем городам. Никогда не видел  я большего  сходства,  как между
отцом Аларихом и сыном Адальготом.
     --  Да здравствует Адальгот, герцог Алулии! -- улыбаясь, сказал Тотила,
обнимая юношу.
     Гото, онемев от изумления, опустилась на колени. Крупные слезы стояли в
глазах ее.
     -- Так  ты не брат мне! О, Боже! Будь счастлив, герцог Апулии, и прощай
навсегда!
     И она повернулась, чтобы уйти навсегда.
     --  Куда же  ты? -- вскричал Адальгот, останавливая ее.  -- Да ведь это
лучше  всякого герцогства,  что  ты не сестра  мне!  Король Тотила,  вот моя
невеста, моя маленькая герцогиня.
     Тотила между тем прочел документы.
     -- Не нужно  мудрости  Соломона,  чтобы найти здесь правду. Господа,  в
этом документе герцог Аларих доказывает  свою  невинность. Он слишком поздно
узнал имя своего тайного  обвинителя. Но мы  его уже знаем. Адальгот, разбив
статую  Цезаря в  доме  Цетега,  нашел там дневник  префекта.  И  в нем  лет
двенадцать назад  было  записано: "Герцог Балт  приговорен.  Его  невинности
верят теперь два человека во всем мире: он сам, да я, его обвинитель. Но кто
ранил  сердце  Цетега,  тот  не  должен жить. Когда  я  пробудился тогда  от
глубокого обморока на берегу  Тибра,  я поклялся, что погублю его.  Теперь я
исполнил  эту клятву".  -- Причина  этой ненависти  еще неизвестна,  но она,
видимо, имеет какое-то  отношение к  Юлию  Монтану, нашему другу, -- заметил
король,  прерывая чтение. -- "И  великий  король  с большим  трудом  поверил
измене  герцога. Он очень любил  его и в  знак  дружбы  подарил  ему  как-то
золотую медаль с надписью".
     -- Вот она! -- вскричал Адальгот,  снимая с шеи  кусок золота, висевший
на тесьме. -- Но здесь только половина медали. Старик Иффа дал мне ее, когда
прощался. Тут есть и надпись, но я не могу ничего понять.
     -- А  вот  и другая половина,  --  ответила  Гото, также  снимая с  шеи
тесьму, на которой висела часть медали.
     Тотила же продолжал читать документ, поданный ему Гото.
     "Долго не  хотел великий король верить моей измене. Но наконец, не  мог
больше защищать меня: ему  показали мои письма к византийскому императору, в
которых я  предлагал  ему  убить  короля и уступить Византии весь юг Италии,
если он признает  меня королем северной  ее части. Письма были подделаны так
искусно,  что когда по  приказанию короля вырезали  из них несколько слов  и
показали мне, я, не колеблясь, признал, что почерк мой. Тогда судьи показали
мне все письмо и  приговорили меня к смертной казни.  Когда меня  вывели  из
зала суда,  мне  встретился  в  коридоре  Цетег, мой  давний враг. Он  хотел
жениться  на  одной девушке, но мне удалось убедить ее родителей не выдавать
ее  за этого подозрительного  человека. И ее выдали  за моего друга, который
увез  ее  в  Италию.  Он  протеснился  ко  мне  и  прошептал:  "Кого  лишают
возможности  любить,  тот начинает ненавидеть". Эти  слова и особенно взгляд
его убедили меня,  кто  именно был  моим тайным обвинителем.  Как  последнюю
милость,  король тайно  доставил  мне  возможность бежать из темницы.  Долго
скитался я под чужим именем в северных  горах, наконец, вспомнил, что  около