боярских детей.
     - Не  любишь  по  мачтам  лазать?  -  с  веселой  яростью  спрашивал он
дебелого  недоросля.  -  Не нравится? И мне, брат, не нравилось, да, вишь, -
служба,   надобно...  Лезь,  не  робей,  коли  ежели  убьешься  -  похороним
честью...
     Луков  подружился  с  Кочневым, прилежно стал изучать корабельное дело.
За  осень и зиму ему удалось помирить Воронина с корабельным мастером. Яким,
смеясь, сказал как-то Иевлеву:
     - Вишь,  времена  какие  пошли:  работаем, ровно и не дворянского роду.
Что   я,  что  Кочнев  -  одна,  выходит,  стать.  Оба  -  трудники...  А  с
недорослями...   о   господи,  провались  они  все!  Вот  приедет  ротмистр,
поклонюсь в ноги - пусть матросами пошлет поморов, а не сих толстомясых...
     Петр  приехал  ночью  и  тотчас  же  велел  флоту готовиться к большому
потешному  сражению.  Апраксин  был  назначен  командовать  кораблем "Марс",
"Нептуном"  должен  был  командовать  Воронин.  После сражения кораблей и на
победителя  и  на  побежденного  должны  были напасть гордоновские бутырцы и
брать  корабли с малых судов - со стругов и даже с плотов - абордажным боем.
Над  абордажными  солдатами  ротмистр  велел  "иметь  командование господину
Иевлеву, дабы в авантаже они были над прочими воинскими людьми".
     Патрик  Гордон  пригласил  Иевлева  в свой лагерь для беседы. Сидели за
кружками  пива  в шатре и не торопясь обдумывали, как нападать, в какой час,
откуда  выходить  малым  абордажным  кораблям. Гордон макал в кружку сухарь,
старательно  пережевывал  его  еще  крепкими зубами. В беседе не шутил, было
видно, что ничего веселого от предстоящего не ждет...
     - Ну,  как  ты  тут  поживаешь, молодец? - спросил он, когда обговорили
дела.
     - Трудимся помаленьку.
     - Как это значит - помаленьку?
     Иевлев объяснил.
     - Вот как это значит - помаленьку.
     - Вот так.
     - И - латынь?
     Сильвестр Петрович пожаловался, что латынь трудна.
     - Трудна  - да, - согласился Гордон. - Но для тебя надо, молодец. Борзо
надо. Сам будешь знать - тогда нас совсем без...
     И  он качнул своей длинной ногой, как бы наподдавая ненужному человеку.
Глаза его смотрели строго, длинное, бледное лицо выражало презрение.
     - Иноземцев выгнать? - удивился Иевлев.
     - Да, молодец. Шхипер Уркварт прочь, я знаю...
     Он  задумался,  посасывая трубку, с гордостью и презрением глядя поверх
головы  Иевлева.  Потом  не  торопясь поднялся всем своим сухим, мускулистым
телом и ушел спать в холодок, под березку, за шатер...
     Петр  Алексеевич  был  тих, задумчив, спрашивал многое у Апраксина, сам
не  командовал.  На  просьбу  Воронина  дать  в  матросы  поморов  ответил с
усмешкой:
     - Те, небось, и без тебя матросы, а сих олухов кто обучит?
     Воронин ушел.
     Петр  с  Гремячего  мыса  смотрел  в  трубу на маневры кораблей, иногда
нетерпеливо  кусал  губы,  но  не  ругался. Заметив Иевлева, поманил к себе,
спросил:
     - Чьи  листы  ко  мне  положены  в опочивальню? И в прошлый год клали и
нынче. Кто возит, откуда?
     - По корабельному делу?
     - Про Олеговы дружины да про Царьград.
     - Взяты из Посольского приказу, государь, от окольничего Полуектова.
     - Отдай  обратно.  Коли есть еще по корабельному делу - привезешь сюда,
положишь ко мне.
     Складывая подзорную трубу, заговорил негромко, задумчиво:
     - Игумны,  да  архиереи, да архимандриты присоветовали Иоанну, когда он
их  о  ливонских  городах  спросил, за те города стоять накрепко, не щадя ни
ратных людей, ни живота... Слышал о том?
     - Слышал.
     - Врешь!
     Иевлев молчал.
     - Когда не врешь - скажи, как оно было...
     - Ливонская  земля  от  Ярослава  Володимировича испокон наша, господин
ротмистр.   Если  не  стоять  нам  за  те  ливонские  города,  нашей  кровью
смоченные,  то  впредь  будет  из  них великое нам разорение, и не токмо что
Юрьеву, но и самому Великому Новгороду и Пскову...
     - Без флоту, без кораблей можно ли те земли воевать? Говори?
     Иевлев помолчал, потом ответил:
     - Нет, нельзя.
     Петр невесело засмеялся, ткнул трубой в сторону озера, крикнул:
     - А с этими можно? С этими - иди воюй! Пойдешь, коли пошлю?
     И отвернулся, ссутулившись.
     Не  более,  как  через  час,  была таска и выволочка Федору Чемоданову.
Понадеявшись  на  то, что все заняты своими делами, Чемоданов задами подался
в  сельцо  Веськово  для  своих  амурных дел, но встретился с супругом своей
любезной  и  был так бит, что едва добрался до сарая с корабельным припасом,
куда  друг  Прянишников принес ему водки и примочки. Водку Чемоданов выпил и
заснул.  На беду Петр Алексеевич велел бить тревогу - алярм, и сам забежал в
сарай  за  позабытым  блоком,  где  и увидел распухшее и посиневшее чудище -
Чемоданова.
     Бой   "Марса"  с  "Нептуном"  продолжался  весь  день.  Дважды  корабли
сваливались  и  дважды  расходились.  Яким  Воронин, весь изорванный, словно
ополоумевший  бес,  носился по своему кораблю, дрался, лазал на мачты, палил
из  пушек, кричал в говорную трубу нестерпимые оскорбления Апраксину и всяко
поносил  его  за  то,  что  не  мог одержать над ним победу. Федор Матвеевич
держался  со  скромным  достоинством  и  выжидал своего времени, чтобы ветер
позволил  свалиться  по-настоящему.  Время  это  наступило  под вечер, когда
Яким,  измученный  кипением  собственных  сил, повалился на корме - поспать.
Скрытно,  в  тишине,  "Марс"  подошел к храпевшим морякам "Нептуна", зацепил
баграми  за  борт,  и  тогда  началась  баталия  - конечно, с полной победой
Апраксина.  Под  гогот  и  веселые  вопли  абордажной  команды  "Марса"  сам
господин  Воронин  был  связан кушаками и приведен на суд Петру Алексеевичу,
который  из своих рук поднес страдальцу крепыша и велел пленнику содержаться
до  самого  конца  сражения  на  корабле "Марс", в трюме, за то, что проспал
Апраксина.
     Победители  получили  бочку  старого  меду, но Федор Матвеевич приказал
бочку  не  открывать,  бережась  нашествия  бутырцев. К вечеру небо затянуло