его войска не шла ни в какое сравнение с военными возможностями московского
правительства.

Тем не менее, когда Лжедмитрий перешел со своим отрядом Днепр, служивший
тогда границей, и вторгся в Северскую землю (1604), то оказалось, что
крепости сдаются ему без боя. Если какой-нибудь воевода, исполняя свой
долг, пытался организовать оборону, народ и стрельцы кричали: "Ты что,
сукин сын, делаешь? Ты против сына нашего царя, против государя, против
Дмитрия Ивановича выступаешь?!" Воевод в крепостях и всех сторонников
Годунова вязали и выдавали Самозванцу "головами", принося присягу -
"крестное целование", а Лжедмитрий милостиво прощал пленных врагов.

Здесь надо сказать несколько слов о личности Самозванца. Судя по его
поведению, в частности обращению с пленными, Лжедмитрий был человек
несколько легкомысленный, но отнюдь не злой. Великодушие и щедрость хорошо
сочетались в нем с умением завоевывать людские симпатии. Но, увы, этих
качеств было недостаточно для человека, желавшего играть роль московского
царя.

Взятием крепостей дело, как известно, не кончилось. Против отряда
Лжедмитрия были двинуты регулярные войска, многократно превосходившие силы
Самозванца, и его небольшой отряд был разбит наголову. Лжедмитрий укрылся в
Путивле, и от окончательного поражения его спасло восстание севрюков,
которые меньше всего думали о законности претендента на престол. В их
восстании выявилась этническая противопоставленность потомков северян -
древних обитателей Северской земли - и великороссов. Восставшие сели в
крепости Кромы и заявили, что будут продолжать войну за "законного царя"
Дмитрия, имея своей истинной целью борьбу против Москвы. Их руководитель
Карела очень хорошо организовал оборону, и царским воеводам Кромы взять не
удалось. А тем временем к Дмитрию подошли новые польские войска. Правда,
поляки, выдержав лишь первый бой и увидев, что пахнет жареным, претендента
покинули.

Карта. Иноземная интервенция и борьба России за независимость в начале XVII
в.

Между тем количество русских в войске Лжедмитрия росло. Он даже имел
некоторые успехи в столкновении с московскими полками. И что самое главное,
начали расти общенародные симпатии к Самозванцу. Правительство Годунова и
его полицейский режим стремительно утрачивали поддержку во всех сословиях.
Финал был трагичен. Зимой 1604/05 г. выдвинутое против Лжедмитрия войско
частично разбежалось, не желая сражаться, а частично перешло на сторону
Самозванца и двинулось во главе с ним на Москву. Столицу никто не хотел
защищать - ни бояре, ни холопы, ни посадские, ни торговые люди; никому и в
голову не пришло рисковать жизнью, спасая Бориса Годунова и его
сторонников. В результате Годунов скончался, как мы бы сказали, от
потрясения. Его сына Федора схватили и убили вместе с матерью (дочерью
Малюты Скуратова). Несчастной царевне Ксении Борисовне пришлось стать
наложницей Самозванца, который потом приказал постричь ее в монахини.
Скончалась она в 1622 г.

Таким образом Лжедмитрий оказался на престоле. И ведь нельзя сказать, что
его активно поддерживала вся страна. Скорее, своей пассивностью страна не
оказала поддержки Годунову: всем слишком помнилась опричнина. Активную же
помощь Самозванцу оказали только три субэтноса: севрюки; обитатели Нижнего
Дона - потомки хазар, говорившие по-русски, но, как и севрюки, не считавшие
себя великороссами, и рязанцы - воинственные жители степной окраины.
Рязанцы постоянно отражали татарские набеги, отвечая нападениями не менее
жестокими, и вообще привыкли к войне настолько, что для них все были
врагами: и степные татары, и мордва, и московиты, и казанцы.

Кроме Северской земли, Дона и Рязани, отказалось поддержать Бориса Годунова
все Поволжье, от Казани до Астрахани. Но поскольку население там было
редкое, а поволжские города Саратов, Самара, Сызрань, Царицын представляли
собой в то время небольшие остроги со слободами, то позиция Поволжья
существенного влияния на ход событий не имела. Центральная часть страны
проявила себя абсолютно пассивной в столкновении с Лжедмитрием, и понятно
почему: все пассионарность центра была "смыта" кровью, пролитой
опричниками. Пассионарных людей здесь осталось очень мало, и, не имея
возможности стронуть с места своих гармоничных соседей, оставшиеся
пассионарии не смогли участвовать в общей борьбе.

Итак, Самозванец оказался в Москве. Но, поскольку он пришел туда при
польской поддержке, будучи обручен с Мариной Мнишек, с ним, естественно,
прибыли и поляки (много их явилось и позже, в "поезде" невесты). Лжедмитрий
считал своим долгом рассчитаться с союзниками, а значит, ему нужно было
проявить к ним щедрость. Впрочем, он был связан и прямыми обязательствами.
Надо сказать, что при Иване Грозном и Борисе Годунове бюджет Московского
государства был хорошо сбалансирован: расходы редко превышали доходы и, как
правило, дефицита в бюджете не было. С воцарением Лжедмитрия деньги из
государственной казны полились рекой, подарки и пожалования делались без
разбора. Казна истощалась, и народ начинал удивляться нраву нового царя.

Вот тут-то и сыграла свою роковую роль разница в стереотипах поведения
русских и западноевропейцев. Поляки в XVII в. были народом очень смелым,
талантливым, боевым, но весьма чванливым и задиристым. Польские паны,
посадив своего царя на Москве, стали обращаться с московским населением
крайне пренебрежительно. Русским было обидно, и поэтому конфликты
вспыхивали постоянно. А царь, естественно, поддерживал поляков. Народное
недовольство возникало и по более существенным "поведенческим" поводам.
Известно, что у католиков иконы есть, но верующие просто кланяются им, а у
православных к образам принято прикладываться. Жена Самозванца Марина
Мнишек была польской пани, и откуда ей было знать, как именно нужно
прикладываться к иконе. Марина, помолившись перед образом Божьей Матери,
приложилась не к руке, как то было принято на Москве, а к губам Богородицы.
У москвичей такое поведение вызвало просто шок: "Царица Богородицу в губы
целует, ну виданное ли дело!"

Возмущение против Лжедмитрия возрастало, и при этом во всех сословиях.
Кончилось это драматически, но вполне закономерно. Весьма деятельные