Западной Европы. Раскол западноевропейского суперэтноса в фазе надлома
привел к тому, что пассионарность европейцев погашалась внутри системы - в
гражданских войнах Реформации. Казалось бы, ситуация в Восточной Европе
была исключительно благоприятная для России и ее народа.

Вот тут-то и выяснилось, что цели и действия русских людей XVI в.
принципиально изменились по сравнению с поведением предшествовавших
поколений московитов. Пассионарных людей стало много, а задача объединения
и отстаивания рубежей страны была уже выполнена. И тогда пассионарные
русские люди обрели новые цели жизни, новые императивы поведения. Мир стал
тесен им, они перестали выполнять свои обязанности, и каждый из них захотел
стать самим собой: не просто князем, а князем Шуйским, не просто
окольничьим, а Годуновым, не просто казаком, а Ермаком Тимофеевичем.
Идеалом стал не человек, выполняющий долг, а человек, занявший первое место
и получивший власть над соперниками и обстоятельствами.

В МОСКВЕ И НА ГРАНИЦАХ

С объединением страны была достигнута политическая и экономическая
стабильность. В деревнях можно было тихо-спокойно заниматься сельским
хозяйством, платя оброк владельцам земли. Наибольший оброк получали
служилые дворяне, так как у них крестьян было мало, а содержать коня и
копьеносцев полагалось за свой счет; средний - бояре и минимальный -
монастыри. Но богатая земля окупала любые затраты труда и любые налоги, и
поэтому население Руси за первые 50 лет XVI в. выросло в полтора раза,
достигнув девяти миллионов человек.

Но пассионарным молодым людям, о которых поэт сказал:

          И все, кто дерзает, кто ищет,
          Кому опостылели страны отцов,
          Кто дерзко хохочет, насмешливо свищет,
          Внимая заветам седых мудрецов! -

в деревне делать было нечего, им было там безумно скучно. Деревню
предпочитали люди гармоничные - тихие, трудолюбивые, спокойные; они ничего
не искали, но землю обрабатывали умело и налоги платили исправно.
Пассионарии же стремились покинуть тихую деревню, руководствуясь идеей,
сформулированной еще в античности: "Случай пробегает мимо - блажен, кто
схватил его за волосы". А в XVI в. в России сделать карьеру можно было
только на государственной службе.

Надо сказать, что московские князья сами способствовали росту
пассионарности в Москве. Так, Иван III решил, что мятежных новгородцев (а
среди них пассионариев тоже было довольно много) следует перевести в
Москву, дабы за ними было легко наблюдать. С теми же целями перевезли на
Москву и множество мелких "княжат" из-под Путивля, Чернигова,
Новгород-Северского, Курска. Аналогичным образом поступил Иван III и с
наиболее активными "удельными" князьями. В самом деле, мало ли что вытворит
в Шуе князь Шуйский или в городе Одоеве князь Одоевский, а в государевой
столице они под присмотром, тут "люди ходят". Решение это было вполне
логичное, государственное, но привело оно, как всегда, вовсе не к тем
последствиям, на которые рассчитывали.

Поскольку в Москве наряду с представителями пассионарной аристократии
сконцентрировалось огромное количество пассионарных "послужильцев",
"отроков" и просто посадских людей, найти себе сторонников было самым
простым делом. И бояре их тут же находили. В итоге жители одной части
Москвы поддерживали Шуйских, другие посадские - Бельских и так далее.
Москва очень быстро, уже к началу XVI в., превратилась в невероятный очаг
пассионарности: все население города было разбито на враждебные партии.

К счастью, не все пассионарии шли в Москву. Ведь, обосновавшись там, надо
было кому-то служить или при ком-то быть холопом. И хотя по тому времени
это было очень выгодно: тебе и деньги перепадут, и выпить найдется, и
служба легкая, и кафтан на тебе с барского плеча, - обнаружилось огромное
количество пассионарных людей, которым подобная перспектива казалась
неприемлемой, ибо они были слишком независимы и честолюбивы. Человек
говорил: "Ну и что мне с того, что ты боярин Шуйский? Почему я, Ванька,
должен тебе кланяться и твои объедки есть? Нет, шалишь!" После этого Ваньке
на Москве делать было нечего, и он "вострил лапти" туда, где боярин Шуйский
был над ним не властен. Таким местом были границы государства. Все они в
XVI в. были неспокойны и предоставляли целеустремленным людям массу
возможностей для реализации своей избыточной энергии. Хотя на южной границе
с татарами был мир, но тревожили набегами ногайцы. В Поволжье шли
постоянные войны с мордвой, буртасами и казанскими татарами. Но не следует
думать, что это были войны религиозные: некоторые язычники поддерживали
русских, другие язычники поддерживали татар.

На северной границе войны не было. Обширные территории, простиравшиеся до
Белого моря, а на восток до Уральского хребта и дальше, были уже освоены,
но суровая природа требовала огромного количества сил от того, кто хотел
чего-то добиться в жизни. Богатство и независимость обеспечивались здесь не
военной добычей, а "мягкой рухлядью" - драгоценными мехами, служившими
эквивалентом золота. Добыть мех можно было двумя путями: либо охотясь
самому, либо "объясачивая" инородцев, но ни тот, ни другой путь легким не
был. И наконец, на западной границе было необходимо непрерывно отражать
натиск литовцев и ливонских немцев.

Заметим, что и само понятие "граница" для XVI в. было иным, нежели сегодня.
В современном понимании граница - это некий природный или искусственный
рубеж (река, горный хребет, полоса укреплений), отделяющий "своих" от
"чужих". Но в то время в условиях сибирских или южнорусских степей
определить границы подобным образом часто было просто невозможно. Рубежами,
пограничьем растущей России в XVI в. служили огромные пространства Дикого
поля [†1] и Сибири. (Подобная ситуация имела место и в XIX в., когда
создавались Соединенные Штаты Америки. Янки считали своей границей на юге и
западе всю огромную территорию от Миссисипи до Кордильер.)

Разумеется, Русское государство было крайне заинтересовано в решении