Но если наша догадка правильна, то смерть Бектера не могла остаться
неотомщенной. Таков был древний монгольский обычай. Так что же случилось
после смерти Бектера или, точнее, из-за нее?

119. ОХОТА НА ЧЕЛОВЕКА

События разворачивались быстро. Оэлун причитала недаром. Глава тайджиутов
Таргутай-Кирилтух со своими тургаутами (стражей) нагрянул на становище
Борджигинов, но не застал их врасплох. Матери и дети бросились в тайгу и
укрылись в укреплении из поваленных деревьев, которое быстро соорудил
Бельгутей. Хасар, стрелял из лука, удерживал неприятеля на расстоянии, но
тайджиуты не обращали на него внимания и кричали: "Выдайте нам Тэмуджина.
Других нам не надо!" (Сокр. ск. § 79). Если до этого могли быть сомнения в
том, что Бектер занимался шпионажем, то теперь для них места не осталось. И
следил он не за всей семьей, а только за Тэмуджином, потому что на Хасара,
также принимавшего участие в убийстве шпиона, тайджиуты внимания не
обращали, хотя он стрелял в них. Незаурядность Тедмуджина открылась слишком
рано, а это ничего, кроме неприятностей, не приносит.

Тэмуджину оставалось только одно - бежать в горный лес. Чащи на монгольских
горах до того густые, что, не зная звериных тропинок, пройти в лес нельзя.
Но есть в лесу нечего. И хотя Тэмуджин девять дней переносил голод, ему
пришлось спуститься в долину. А там его ждали дозоры тайджиутов, которые
привели пленника к Таргутаю-Кирилтуху. Но этот добрый человек опять спас
жизнь сыну своего друга. Он "подверг его законному наказанию" (Сокр. ск. §
81), т.е. заменил смерть колодкой на шее и запрещением ночевать более
одного раза в одной юрте. Несчастный мальчик должен был скитаться из юрты в
юрту, вымаливая, чтобы его покормили и напоили, потому что колодник не
может есть и пить без посторонней помощи.

Тайджиуты полагали, и не без оснований, что юноша, попавший в плен, обязан
потерять самообладание и надежду на спасение. Так бы оно и было, если бы
Тэмуджин был как все. Но ведь тогда его не стоило бы преследовать.

16-го дня первого летнего месяца, в полнолуние, тайджиуты справляли
очередной праздник и, как водится, выпили изрядно. Тэмуджина в этот день
сторожил какой-то слабосильный парень, который не принял участия в общей
выпивке. Тэмуджин подождал, пока пирующие разошлись спать, и тогда,
развернувшись, ударил своего стража по голове той самой колодкой, которая
сжимала его шею. Тот упал, а Тэмуджин бросился бежать, сначала в лес на
берегу Онона, а потом к реке, где лег на мелком месте, пустив колодку по
течению. Парень, стороживший пленника, очухавшись, закричал: "Упустил я
колодника!", и тайджиуты бросились искать беглеца. Луна освещала лес, и
было светло как днем. И вот Тэмуджин увидел, что прямо над ним стоит
человек и смотрит ему в лицо. Это был Сорган-Шира из племени сулдус,
находившегося в подчинении у тайджиутов. Некоторое время они смотрели друг
другу в глаза, а потом Сорган-Шира сказал: "Вот за то-то тебя и не любят
твои братья, что ты так сметлив. Не бойся, лежи так, я не выдам" - и уехал
дальше.

Не найдя беглеца, тайджиуты стали советоваться. Сорган-Шира предложил
пройти каждому по своему пути обратно, тщательно осматривая местность, и,
проходя мимо Тэмуджина, бросил ему: "Твои братцы тут точат на тебя зубы, но
не бойся, лежи" - и проехал.

Нетрудно понять, что поиски результата не дали. Тайджиуты разошлись спать,
решив, что человек в колодке далеко не уйдет.

Когда преследователи разошлись по юртам, Тэмуджин вылез из воды и пошел
искать юрту Сорган-Ширы. Он легко ее обнаружил по шуму от мутовки при
сбивании кумыса. Сорган-Шира был напуган до полусмерти, но его сыновья
Чимбай и Чилаун сказали: "Когда хищник загонит пташку в чашу, то ведь и
чаша ее спасает". Они сняли колодку с шеи узника и сожгли ее в огне очага,
а самого Тэмуджина спрятали в повозке, нагруженной шерстью, поручив заботу
о нем своей сестренке Хадаан, наказав ей не проболтаться.

Три раскаленных летних дня и три душные ночи лежал Тэмуджин под грудой
шерсти. На третий день тайджиуты, обыскивая все становище, пришли к юрте
Сорган-Ширы и стали раскидывать шерсть на телеге. Но Сорган-Шира,
побуждаемый вполне понятным страхом, сказал им: "В такую жару разве можно
вытерпеть, лежа под шерстью?" Это показалось столь убедительным, что
тайджиуты спустились с телеги и ушли.

Поведение тайджиутов как нельзя лучше характеризует образ жизни
монгольского кочевья старого типа: полное отсутствие дисциплины и вялое
отношение к общественным задачам. Тайджиутские мужи не могли не понимать,
что беглец таится где-то близко и убежать пешком не может. Стоило им
выставить дозоры, которые бы взяли под наблюдение окрестности кочевья... и
пленник был бы пойман. Но вместо этого они вернулись к своим привычным
делам, а скорее всего разошлись по домам отдыхать. И не нашлось вождя,
который заставил бы воинов преодолеть привычную лень. Это спасло Тэмуджина.

Сорган-Шира постарался как можно скорее отделаться от гостя, который "чуть
было не погубил его, словно ветер, развеивающий пепел". Для Сорган-Ширы,
как, впрочем, и для всей его семьи, был единственный способ остаться живым:
помочь Тэмуджину спастись. Поэтому Сорган-Ширн привел яловую саврасую
кобылицу, сварил полуторагодовалого ягненка, наполнил водой бурдюк и
добавил к этим дарам лук и две стрелы. Но ни седла, ни огнива он не дал
Тэмуджину, хотя великолепно знал, насколько нужно в пути то и другое.

Последнее показывает, насколько рискованно было в те времена хранить чистую
совесть. Тэмуджина могли настичь на дороге, но тогда Сорган-Шира от своего
участия в побеге мог отпереться. Лошадь беглец мог поймать на пастбище,
мясо и бурдюк - украсть, потому что малоценные предметы часто оставляли вне
юрты. Лук вообще запрещалось вносить в чужой дом: его клали на верхний
карниз входной двери. Утащить лук оттуда не составляло никакого труда. Но
седло хранили дома, а огниво носили при себе: обе эти вещи имели вполне
индивидуальный облик, что делало их неоспоримыми вещественными уликами.
Поэтому Сорган-Шира оставил Тэмуджина без огня и седла, но Тэмуджин никогда