annual supplement to History of Political Economy, vol. 22 (Durham, N.C., and
London: Duke University Press,1990), pp. 107--130 -- амер. изд.]. В следующем
поколении Визер, Бем-Баверк и Филиппович безусловно назвали бы себя
либералами, и мне случилось удостовериться, что по крайней мере у первых двух
общеполитические взгляды, как и у многих континентальных либералов их
поколения, были в сущности теми же, какие выразил в своих эссе Т.Б. Макколей
[Thomas Babbington Macaulay (1800--1859), позднее лорд Маккалей, английский
историк и критик. Здесь речь идет об его эссе в Edinburgh Review, может быть,
в первую очередь об опубликованном в январе 1830 года эссе "Southey's
Colloquies on Society", которое содержит следующий часто цитируемый пассаж:
"Лучшее, что могут сделать наши правители для совершенствования народа, это
строго ограничиться своими законными обязанностями и предоставить капиталу
самому находить наивыгоднейшее применение, товарам достойную цену,
предприимчивости и проницательности -- собственное вознаграждение, дать
ленивости и неразумию самим искать собственное естественное наказание, а на
себя взять поддержание мира, защиту собственности, облегчение доступа к
правосудию, соблюдение строгой экономии во всех частях государства. Пусть
правительство выполнит это: народ, конечно же, сделает все остальное." См.
Macaulay, Critical and Historical Essays (second edition, London: Longman,
Brown, Green and Longmans, 1843), vol. 1,  pp. 217--269, esp. p. 269. -- амер.
изд.], которого оба они внимательно изучали. Но в случае Визера и, особенно,
Филипповича этот либерализм включал немало аргументов в пользу контроля, по
крайней мере для решения проблем рынка труда и социальной политики:
Филиппович, в сущности, был скорее фабианцем, чем классическим либералом.
Пожалуй, Бем-Баверк был исключением и остался до конца подлинным либералом, и
его последнее эссе "Control and Economic Law" [Eugen von Bohm-Bawerk, "Macht
oder okonomisches Gesetz?", Zeitschrift fur Volkswirtschaft, Sozialpolitic and
Verwaltung, vol. 23, 1914, pp. 205--271, in Bohm-Bawerk's Gesammelte
Schriften, vol. (Vienna: Holder-Pichler-Tempsky, 1924); trans. by John Richard
Mez as "Control or Economic Law?", in Shorter Classics of Bohm-Bawerk (South
Holland, Ill.: Libertarian Press, 1962), pp. 139--199 -- амер. изд.] можно
даже рассматривать как начало возрождения либерализма. Но Мизесу, который
совершенно выломился из рядов поколения и невольно оказался изолированным в
качестве непреклонного либерала, пришлось собирать материал для возводимого им
здания нового либерального учения в английской литературе 19 века, поскольку
современная ему германская литература не давала возможности познакомиться с
принципами истинного либерализма. Но к тому времени, о котором я сейчас
говорю, он уже нашел в Лондоне родственных себе Эдвина Кеннена [Edwin Cannan
(1861--1935) был профессором Лондонской школы теоретической экономики и
политических наук с 1907 по 1925 год; о Кеннане см. некролог Хайека "Edwin
Cannan" in Zeitschrift fur Nationalokonomie, vol. 6, 1935, pp. 246--250. --
амер. изд.] и Теодора Грегори [Theodor Emanuel Gugenheim Gregory (1890--1970)
был лектором и профессором Лондонской школы теоретической экономики с 1913 по
1937 год -- амер. изд.], и с начала 1920-х годов установились связи между
Австрийской и Лондонской группами либералов.

Мизесовский либерализм не только вовлек его в постоянную полемику с сильной
группой венских марксистов -- среди лидеров которых некоторые были его
школьными приятелями, и которые через Отто Нейрата [Otto Neurath (1882--1945),
марксистский философ и социолог, принадлежал к "Венскому кружку", куда входили
также Moritz Schlick и Rudolf Carnap; Нейрата помнят, главным образом, как
изобретателя изотипов -- пиктографических символов, используемых в процессе
обучения, и как разработчика плана International Encyclopedia of Unified
Science -- амер. изд.] оказывали сильное влияние на формировавшуюся тогда в
"Венском круге" группу философов-неопозитивистов; его либерализм был невыносим
и для большой группы полу-либералов, куда входили большинство тогдашних
молодых интеллектуалов. А строго говоря, все мы, кто не был о ту пору
марксистом, принадлежали к этой группе, и только постепенно и очень медленно
некоторые встали на точку зрения Мизеса. Даже в рамках Privatseminar, как я
подозреваю, большинство в душе оставались полу-социалистами, а еще больше было
тех, кто покидал семинар из протеста против постоянной обращенности дискуссий
на принципы либерализма -- хотя именно систематическое вопрошание -- что же
случится, если государство воздержится от вмешательства? -- было одним из
главных источников силы этих дискуссий.

Прежде, чем рассказывать дальше о среде, в которой формировались взгляды моего
поколения, я должен уделить несколько слов тем, кто занимал промежуточное
положение между нами и поколением Мизеса и Шумпетера [Joseph A. Schumpeter
(1883--1950), профессор университетов Граца и Бонна, а позднее -- Гарварда,
автор книг Capitalism, Socialism and Democracy (London: Allen & Unwin,1942);
History of Economic Analysis (New York: Oxford University Press, 1954); о
Шумпетере см. главу 5 -- амер. изд.]: трем мужчинам, работы которых
заслуживают большей известности, но которые умерли сравнительно рано. Ни один
из них никогда не входил в штат университетских профессоров, но их вклад в
развитие теоретической экономики был значительным. Во-первых, следует
упомянуть Ричарда Стригля [Strigl (1891--1942), см. главу 6 -- амер. изд.],
которого мы все рассматривали как достойного и законного претендента на пост
профессора Венского университета, и который, если бы он жил дольше, смог бы
наилучшим образом продолжить традицию. Его исследование теории заработной
платы [Richard von Strigl, Angewandte Lohntheorie: Untersuchungen uber die
wirtschaftlichen Grundlagen der Sozialpolitik (Leipzig anfd Vienna: Franz
Deuticke,1926); сделанный Хайеком обзор этой книги см. в главе 6, Приложение
-- амер. изд.] принадлежит к числу наилучших в этой области, а кроме этого он
сделал существенный вклад в теорию капитала. Хотя он долго был приват-доцентом
и получил, наконец, титул профессора, его постоянным местом работы была
Промышленная комиссия, которая управляла работой биржи труда и другими
аналогичными организациями. Был еще Эвальд Шамс [Schams (1899-1945), см. главу
6 -- амер. изд.], единственный в нашей группе, который был студентом Шумпетера
в университете Граца(? Graz), и похоже, что он один хорошо знал работы
Вальраса и Парето [Leon Walras (1834--1910) и Vilfredo Pareto (1848--1923)
были пионерами развития математической экономики в Лозаннском университете,
Швейцария. -- амер. изд.]. Его эссе о методах и логике экономической теории
это истинные жемчужины, демонстрирующие опрятность и точность, которые были
присущи этому страстному коллекционеру бабочек, который -- помимо этого -- был
юридическим советником в одном из отделов Федерального казначейства. Третьим в
этой группе был блистательный Лео Шёнфельд (позднее принявший имя Лео Илли
[Leo Illy (Leo Schonfeld) (1888--1952) -- амер. изд.]), редко появлявшийся
из-за его перегруженности обязанностями бухгалтера, но при этом сумевший
издать последний большой трактат на традиционно главную для Австрийской школы
тему -- о теории субъективной ценности [Leo Illy (Leo Schonfeld), Das Gesetz