des Grenznutzens (Vienna: Springer, 1948) -- амер. изд.].

Разнообразие занятий людей моего поколения, прежде чем все они стали
профессорами американских университетов, еще поразительней. Феликс Кауфман,
философ, теоретик права, логик и математик, возглавлял Венское отделение
большой нефтяной компании. Альфред Шульц, социолог, был секретарем ассоциации
малых банков. Фриц Махлуп [Machlup (1902--1983), позднее преподавал в
университетах Буффало и Принстона -- амер. изд.] был производителем картона;
Фридрих Энгел-Яноши, историк, был фабрикантом паркета; Д.Г. Фюрц, позднее
занявший место в Федеральной резервной системе, и Вальтер Фрёйлих, позднее
осевший в Marquette, были практикующими юристами. При нормальном ходе событий
ни один из них никогда бы не стал профессором университета, да большинство до
эмиграции не имело даже опыта преподавания. Но при этом участие каждого из них
было не менее важным для формирования общих позиций, чем участие таких
относительно больших профессионалов, как я, который оказался достаточно
удачливым и после 4 лет государственной службы стал директором экономического
исследовательского института [Osterreichische Konjunkturforschungsinstitut или
Австрийский институт исследований делового цикла, был создан Мизесом в 1926
году как независимый центр эмпирических исследований. По настоянию друга
Мизеса Jon Van Sickle фонд Рокфеллера в 1930 году предоставил этому институту
существенные средства, которые и помогли ему выжить. См. Craver, op. cit., pp.
19--20. -- амер. изд.], или Оскар Моргенштерн [Morgenstern (1902--1977) сменил
Хайека на посту директора Института, и оставался в Вене дольше, чем кто-либо
другой из членов этой группы. После Аншлюса Австрии в 1938 году он принял
место профессора в Принстоне, где и оставался до 1970 года. Его совместная
работа с Д. фон Нейманом привела к написанию Theory of Games and Economic
Behavior (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1944). -- амер. изд.],
который вскоре после этого стал моим сотрудником, а позднее унаследовал пост
директора, или Хаберлер, о котором я уже упоминал, или Розенштейн-Родан [Paul
N. Rosenstein-Rodan (1902--1985), позднее преподавал в Университетском
колледже, Лондон, и в Массачусетском технологическом институте -- амер. изд.],
у которого было место ассистента в университете, и который вместе с
Моргенштерном издавал Zeitschrift fur Nationalokonomie. Легко представить, что
дискуссии в этом кружке редко замыкались строго экономическими вопросами.
Через Кауфмана мы познакомились с правовым позитивизмом Кельзеновского Kreis;
столь же важен был логический позитивизм Шлика и его кружка, и именно он
преподал нам начатки современной философии науки и символической логики. Через
Шульца мы все познакомились с феноменологией Макса Вебера и Гуссерля (которую
я так никогда и не смог понять, несмотря на уникальный преподавательский дар
Кауфмана, который в этом деле помогал Шульцу).

Относительная замкнутость нашей группы в немалой степени объясняется
обстоятельствами послевоенной жизни, которые принуждали к замкнутости и опоре
исключительно на собственные ресурсы. Но помимо особенностей времени, когда
даже доступ к иностранной литературе стал труден, а путешествия были почти
неосуществимы, действовали другие факторы. Сегодня, видимо, трудно даже
вообразить себе, сколь скудными были личные контакты или обмен мыслями между
учеными разных стран всего лишь пятьдесят или сорок лет тому назад. Я убежден,
что, если не считать отрывочного обмена письмами, почти никто из крупных
экономистов в период перед Первой /мировой/ войной не встречался друг с
другом. Непосредственно перед войной были робкие попытки преодолеть эту
изолированность. Был организован впервые обмен профессорами между
американскими и европейскими университетами; не лишен значения тот факт, что
одним из первых, если не самым первым австрийцем, который участвовал в этой
программе обмена, был Шумпетер, который в 1913 году ездил в Гарвард. Я думаю,
что именно благодаря этому мы в Вене в первые послевоенные годы лучше знали
труды американских теоретиков Джона Бейтса Кларка [John Bates Clark
(1847--1938) профессор Колумбийского университета и автор маржиналистской
теории распределения. См. первое Приложение ниже -- амер. изд.], Томаса
Никсона Карвера [Thomas Nixon Carver (1865--1961) профессор политической
экономии в Гарвардском университете -- амер. изд.], Ирвинга Фишера [Irving
Fisher (1867--1947) экономист в Йельском университете и автор плодотворных
работ по теории процента и покупательной способности денег -- амер. изд.],
Франка Феттера [Frank Albert Fetter (1863--1949) преподавал в Корнельском и
Принстонском университетах; иногда его путают с его сыном, историком экономики
Frank Witson Fetter. О влиянии Франка А.Феттера на австрийских экономистов см.
Введение к его Capital, Interest and Rent (Kanzas City, Mo.: Sheed, Andrews &
Mcmeel, 1977), pp. 1--24. -- амер. изд.] и Герберта Джозефа Давенпорта
[Herbert Joseph Davenport (1861--1931) был профессором университетов Чикаго,
Миссури и Корнуэлла], чем работы любых других иностранных экономистов, за
исключением, может быть, шведов. Довоенный визит в Вену Викселя вспоминали как
большое событие, а сразу после войны Густав Кассель был самым знаменитым
экономистом, который читал лекции и публиковал статьи во всех европейских
странах -- столь же переоцененный тогда, как недооцениваемый ныне. Но хотя мы
были рады тому, что его упрощенная версия теории Вальраса вызвала в Германии
оживление интереса к экономической теории, для нас он представлял небольшой
интерес.

Но вернемся на миг к довоенной ситуации. Насколько исключительно редкими были
случаи общения между экономистами разных стран, особенно разных континентов,
видно из оставленного Визером воспоминания о таком редком событии: о встрече,
которую организовал в Швейцарии незадолго перед войной фонд Корнеги для
обсуждения запланированной серии публикаций. И я не могу здесь обойти
случайную встречу Альфреда Маршалла с некоторыми австрийскими коллегами, о
которой рассказывает в своих воспоминаниях г-жа Маршалл [Mary Paley Marshall,
What I Remember? (Cambridge: Cambridge University Press, 1947); Alfred
Marshall (1842--1924) был профессором политической экономии в Кембриджском
университете.-- амер. изд.], и о которой я расскажу здесь так, как мне об этом
рассказывал Визер -- хотя некоторые, может быть, уже слышали этот мой
пересказ. Семьи Маршаллов и Визеров некоторое время проводили летние отпуска в
одной и той же деревушке в долине Dolomites, которая тогда принадлежала
Австрии. Хотя они довольно скоро выяснили, кем являются их случайные соседи,
но оба были довольно робкими людьми, и не весьма разговорчивыми, а потому и не
предпринимали попыток познакомиться. Однажды Бем-Баверк, в компании с еще
одним представителем австрийской школы, приехал навестить своего шурина
Визера, и, будучи страстным и блистательным говоруном (настолько, что порой
даже обижался на нежелание своего шурина вступать в обсуждение экономических
проблем), воспользовался возможностью представиться Маршаллу, с которым у него
прежде была переписка. Г-жа Маршалл устроила совместный чай, о котором она и
вспоминает, и который даже запечатлен на фотографии. Все было очень приятно и