крайне редкая теперь работа Nation, Staat und Wirtschaft [Ludwig von MIses,
Nation, Staat und Wirtschaft: Beitrage zur Politik und Geschichte der Zeit,
op. cit. -- амер. изд.], изо всех уцелевших экземпляров которой я выше всего
ценю собственный, поскольку он хранит так много наметок будущего развития.
 Я предполагаю, что в то время в его уме уже складывалась идея второй magnum
opus, поскольку важнейшая глава ее появилась спустя два года в виде знаменитой
статьи о проблемах экономических вычислений в социалистическом обществе. В то
время профессор Мизес уже вернулся на свой пост юрисконсульта и финансового
эксперта в Венской торговой палате. Торговые палаты, следует помнить, являются
официальными учреждениями, главная задача которых быть советником
правительства в вопросах законодательства. Одновременно профессор Мизес был
главой особого учреждения, задачей которого было проведение в жизнь некоторых
пунктов договора о мире. Я познакомился с ним именно в этой роли. Конечно, в
университете я был в его классе. [Хайек имеет в виду, что он был студентом
Венского университета, когда Мизес читал там лекции в качестве неоплачиваемого
privatdozent; кроме того, он участвовал в частном семинаре Мизеса. На деле
Хайек был непосредственным учеником Фридриха фон Визера, возглавлявшего
кафедру экономической теории в Вене. -- амер. изд.] Но в свое оправдание я
должен заметить, что я проламывался сквозь послевоенный укороченный курс права
и тратил не все свободное время на экономику, а потому и не извлек из этой
ситуации всех возможных выгод. Но потом случилось так, что по моей первой
работе я оказался подчиненным профессора Мизеса в этом временном учреждении;
здесь я познакомился с ним как, в первую очередь, с чрезвычайно эффективным
администратором, как с человеком подобным Джону Стюарту Миллю, который
справлялся со своей работой за два часа, а потому у него всегда был чистый
стол и вдоволь времени, чтобы поговорить о чем угодно. Я узнал его как одного
из самых информированных и образованных людей, каких я когда-либо встречал, а
для времен инфляции особенно важным было то, что он единственный действительно
понимал, что же происходит. Был момент, когда мы все ожидали, что его вот-вот
призовут, чтобы возглавить министерство финансов. Он был явно тем единственным
человеком, который был способен остановить инфляцию, и если бы его назначили
на эту должность, удалось бы предотвратить многие беды. Но этого не случилось.
 Чего я в то время даже не подозревал, несмотря на ежедневное общение с
Мизесом, это что он одновременно писал книгу, которая позднее произвела
глубочайшее впечатление на мое поколение. Die Gemeinwirtschaft позднее
переведенная как Социализм, появилась в 1922 году. При всем нашем преклонении
перед достижениями профессора Мизеса в области экономической теории, эта книга
обладала гораздо большим охватом и значимостью. Это был труд по политической
экономии в традициях великих моралистов -- Монтескье или Адама Смита,
сочетавший точное знание и глубокую мудрость. У меня нет сомнений, что она
навсегда сохранит свое место в истории политической мысли. Но столь же
несомненно и то влияние, которое она оказала на нас, когда мы были в наиболее
впечатлительном возрасте. Для каждого из молодых людей, прочитавших тогда эту
книгу, мир изменился. Если бы здесь стояли Рёпке [Wilhelm Ropke (1899--1966),
в 1920-х годах преподавал в университетах Йены, Граца и Марбурга. После 1933
года как изгнанник работал в Стамбульском университете, затем в Высшем
институте международных исследований в Женеве; после второй мировой войны был
советником министра Людвига Эрхарда; см. о Рёпке в данном издании, Пролог к
части II -- амер. изд.], или Роббинс [Lionel Robbins (1898--1984), позднее
Лорд Роббинс из Clare Market, профессор экономической теории в Лондонской
школе экономической теории, на протяжении многих лет один из ближайших друзей
и коллек Хайека -- амер. изд.] или Олин [Bertil Gotthard Ohlin (1899--1979),
профессор Стокгольмской школы управления бизнесом, член шведского парламента с
1938 по 1970 год, лидер либеральной партии Швеции; в 1977 году получил
нобелевскую премию за работу по теории международной торговли -- амер. изд.]
(называю лишь моих ровесников), они бы вам подтвердили то же самое. Не то
чтобы мы сразу усвоили всю книгу. Ведь это было слишком сильное и чрезмерно
горькое лекарство. Но ведь главная функция обновителя в том, чтобы вскрыть
противоречия, принудить других самостоятельно продумать предложенные им идеи.
И хотя мы, быть может, и пытались сопротивляться, пожалуй, даже приложили
немалые старания, чтобы избавить наши представления от нарушающих спокойствие
идей, нам это не удалось. Логика доказательств была нерушимой.
 Это было нелегко. Учение профессора Мизеса было направлено, казалось, против
всего, чему мы привыкли верить. В то время все модные интеллектуальные доводы
казались направленными в пользу социализма, а почти все "добрые люди" среди
интеллектуалов были социалистами. Хотя непосредственное воздействие книги
может было и не столь большим, как этого бы хотелось, но она оказала просто
поразительное воздействие. Для молодых идеалистов того времени она несла
крушение всех надежд; а поскольку было ясным, что мир движется в направлении,
гибельность которого вскрыла эта работа, нам оставалось лишь черное отчаяние.
И те из нас, кто был знаком с профессором Мизесом лично, вскоре узнали, что он
сам смотрит на будущее Европы и всего мира с глубочайшим пессимизмом. Нам
предстояло вскоре узнать, насколько оправданным был его пессимизм.
 Молодые люди не легко принимают аргументы, которые делают неизбежным
пессимистический взгляд на будущее. Но когда логики оказывалось мало, на
помощь приходил другой фактор -- обескураживающая способность профессора
Мизеса оказываться правым. Может быть не всегда чудовищные последствия
тупости, на которые он указывал, проявлялись в предсказанные им сроки. Но
раньше или позже, они настигали нас неизбежно.
 Здесь я хотел бы вставить комментарий. Я не могу не улыбаться, когда при мне
о профессоре Мизесе говорят как о консерваторе. Действительно, в этой стране и
в наше время его взгляды могут показаться привлекательными для консервативно
настроенных умов. Но когда он начинал распространение своих идей, на свете не
было консервативной группы, которую он мог бы поддерживать. Тогда не могло
быть ничего более революционного и радикального, чем его призыв довериться
свободе. Для меня профессор Мизес был и остается прежде всего великим
радикалом, интеллигентным и очень разумным радикалом, но, тем не менее,
радикалом правого толка. [Интересно сравнить этот пассаж с тем, что Хайек
пишет в статье "Why I Am Not a Conservative", in The Constitution of Liberty
(London: Routledge & Kegan Paul, and Chicago: University of Chicago Press,
1960), где Хайек характеризует самого себя в очень близких выражениях. --
амер. изд.]
 Я сейчас говорил о Социализме так подробно потому, что для нашего поколения
эта книга не может не быть самым памятным и существенным достижением
профессора Мизеса. Конечно, мы продолжали учиться и усваивать те книги и
статьи, в которых он в последующие 15 лет развивал и усиливал свою позицию. Я
не могу здесь говорить о каждой из них в отдельности, хотя все они заслуживают
детального разбора. Я должен обратиться к его третьей magnum opus, которая
сначала появилась в Швейцарии на немецком языке в 1940 году [Nationalokonomie:
Theorie des Handelns und Wirtschaftens, op. cit. -- амер. изд.], а девять лет