рассказывали, свой великий совет и освободившись таким образом от  множества
наглых  советчиков,  отправил  решительный  ответ   командующему   вражеской
эскадры, в котором настаивал на правах  и  привилегиях  Высокомощных  Господ
Генеральных Штатов на провинцию Новые Нидерланды,  и,  уверенный  в  правоте
своего дела,  бросал  вызов  всему  британскому  народу!  Стремясь  избавить
читателей и  себя  самого  от  описания  бедственных  событий,  я  не  стану
приводить   полностью   это   весьма   учтивое   и   благородное   послание,
заканчивавшееся следующими мужественными и приветливыми словами:
   "Что касается тех угроз, которыми вы заключаете ваше  послание,  то  мы
можем на них ответить только одно: мы не  боимся  ничего,  кроме  того,  что
будет ниспослано нам богом (который столь же справедлив, сколь и  милостив);
все находится в его благостных руках,  и  мы  с  малыми  силами  можем  быть
сохранены им, как и в том случае, если бы у  нас  была  большая  армия.  Это
побуждает нас пожелать вам всяческого счастья и благополучия и поручить  вас
его защите. - Покорнейший и преданный слуга и друг ваш, милорды,
   П. Стайвесант".
   Итак, смело бросив перчатку, храбрый Твердоголовый Пит засунул за  пояс
пару огромных седельных пистолетов, привесил  сбоку  громадную  пороховницу,
натянул на здоровую ногу гессенский сапог и, нахлобучив на макушку  свирепую
маленькую каску, стал шагать взад и вперед перед своим домом, решив защищать
до конца любимый город.
   Пока в несчастном городке Новом Амстердаме шли эти прискорбные  раздоры
и борьба, пока его достойный, но злополучный губернатор сочинял  приведенное
выше письмо, английские военачальники не оставались праздными.  Они  заслали
тайных агентов для разжигания страха и недовольства  народа,  а  кроме  того
распространили по всей близлежащей стране  воззвание,  в  котором  повторили
условия,   предъявленные   ими   в   требовании   о   сдаче,   и   прельщали
простаков-нидерландцев самыми коварными и примирительными  заверениями.  Они
обещали  каждому,   добровольно   подчинившемуся   власти   его   величества
британского короля, что ему предоставят мирно владеть своим домом,  женой  и
огородом  с  капустой;  что  ему  разрешат  курить  свою  трубку,   говорить
по-голландски, носить столько штанов, сколько ему будет  угодно,  и  ввозить
кирпичи, черепицу и  глиняные  кувшины  из  Голландии,  вместо  того,  чтобы
производить их на месте; что его ни в коем разе не  будут  принуждать  учить
английский язык или же вести денежные расчеты иным  путем,  кроме  счета  на
пальцах или записывания их мелом на тулье своей шляпы, как это еще и  теперь
делается у голландских фермеров; что  каждому  будет  позволено  без  всяких
помех наследовать отцовскую шляпу, куртку, пряжки для башмаков, трубку и все
другие личные вещи и что никого не обяжут  вводить  какие-нибудь  улучшения,
изобретения или другие современные новшества, а напротив, всякий будет иметь
право строить дом, заниматься своим ремеслом, хозяйничать  на  своей  ферме,
разводить свиней и воспитывать детей точно так же, как  это  с  незапамятных
времен делали его предки; наконец, что  он  сохранит  все  выгоды  свободной
торговли и от него не потребуют, чтобы он почитал других святых,  значащихся
в месяцеслове, кроме святого Николая, который впредь, как  и  прежде,  будет
считаться покровителем города.
   Эти условия,  как  легко  можно  себе  представить,  показались  вполне
приемлемыми народу, весьма  склонному  беспрепятственно  пользоваться  своей
собственностью и питавшему сильнейшее отвращение к тому, чтобы ввязываться в
борьбу, не сулящую ничего, кроме чести и проломленной головы; к  первой  они
относились  с  философским   безразличием,   а   к   последней   с   крайним
неудовольствием. Итак, прибегнув к столь коварным приемам, англичане  сумели
подорвать доверие  и  охладить  любовь  новоамстердамцев  к  их  доблестному
старому губернатору; решительно и откровенно высказывая свое мнение и  браня
его почем зря (у него за спиной), они упрекали его  в  том,  что  он  упрямо
намеревается ввергнуть их в пучину бедствий.
   Подобно могучему дельфину-косатке, который, несмотря на шумные бушующие
волны, все время налетающие на него и пытающиеся сбить с пути,  несмотря  на
буйные валы, захлестывающие его, продолжает все же неуклонно плыть вперед  и
постоянно появляется на поверхности, выныривая из взбаламученной  пучины,  с
удесятеренной силой подымая брызги и  колотя  хвостом,  -  так  непреклонный
Питер непоколебимо шел намеченной дорогой и, полный  презрения,  не  обращал
внимания на вопли черни.
   Но когда британские военачальники по  тону  ответа  Питера  Стайвесанта
поняли, что он ни в грош не  ставит  их  власть,  они  тотчас  же  отправили
офицеров-вербовщиков на Ямайку, в Иерихон и Ниневию, Куэг и Патчог и во  все
грозные  города,  некогда  покоренные  бессмертным  Стоффелем  Бринкерхофом,
поручив им поднять доблестных потомков Вяленой Рыбы и Решительного Петуха  и
других известных скваттеров для нападения на город Новый Амстердам  с  суши.
Тем временем вражеские корабли делали ужасные приготовления  к  тому,  чтобы
начать решительный приступ с моря.
   Улицы Нового Амстердама представляли теперь зрелище дикого  смятения  и
уныния. Тщетно доблестный Стайвесант призывал граждан к оружию и  приказывал
им собраться на площади перед ратушей или на рыночной  площади.  Вся  партия
плоскозадых за одну ночь превратилась в настоящих старух  -  метаморфоза,  с
которой может сравниться только чудо, по рассказу Ливия происшедшее  в  Риме
при приближении Ганнибала {2}, когда статуи потели от неподдельного  страха,
козлы превратились в баранов, а петухи, став курами, с кудахтаньем бегали по
улицам.
   Измученный Питер, которому грозили извне и досаждали изнутри,  травимый
бургомистрами и преследуемый криками черни, горячился, рычал  и  бесновался,
как разъяренный медведь, привязанный к столбу и терзаемый  стаей  презренных
дворняжек. Убедившись, однако, что все  дальнейшие  попытки  защитить  город
были тщетны, и узнав, что пограничные жители и  грабители  из  Новой  Англии
готовы нахлынуть на него с востока, он наконец был вынужден, несмотря на все
величие своего сердца, которое, распухнув, подступало у него к горлу и  чуть
не удушило, согласиться на переговоры о сдаче.
   Трудно  передать  словами  восторг  народа,  когда  было  получено  это
приятное известие; одержи он победу над врагами, и то  он  не  пришел  бы  в
большее восхищение. На улицах стоял несмолкаемый  шум  поздравлений,  жители
прославляли своего губернатора как отца и освободителя страны,  они  толпами
стремились к его дому, чтобы выразить свою благодарность, и их рукоплескания
были  в  десять  раз  громче,  чем  тогда,  когда  он  вернулся  с  победой,
примостившейся на его треуголке, после славного завоевания  форта  Кристина.
Но возмущенный Питер закрыл все двери и окна и  спрятался  в  самых  дальних
покоях своего дома, чтобы не слышать гнусного ликования черни.
   После того как губернатор дал свое согласие,  осаждающим  было  послано
предложение  вступить   в   переговоры   для   обсуждения   условий   сдачи.
Соответственно, каждая  сторона  назначила  шестерых  представителей,  и  27
августа 1664 года враг, державшийся высокого мнения о храбрости  манхатезцев