правдивостью, что во всех военных столкновениях и тонких  переговорах  Питер
будет  вести  себя  с   благородством   и   с   безукоризненной   честностью
великодушного непреклонного старого рыцаря. Итак, вперед в атаку!  Да  сияют
благосклонные звезды над славным городом на Манхатезе, и да будет  с  тобой,
честный Питер Стайвесант, благословение святого Николая!

   
ГЛАВА III

   О походе Питера Стайвесанта в восточную страну, показавшем,  что,  хотя
он и был стреляный воробей, все же его провели на мякине.

   Великие народы похожи на великих людей в том отношении, что их  величие
редко становится известным, пока они не попадут в  беду;  поэтому  несчастье
мудро назвали испытанием истинного величия, которое, как золото, никогда  не
может  быть  оценено  по  достоинству,  пока  не  пройдет  сквозь   горнило.
Следовательно,  в  соответствии  с  теми  опасностями  и  невзгодами,  какие
выпадают  на  долю  народа,  общины  или  отдельного  человека   (обладающих
врожденным величием), растет и их  величие,  и  даже  погибая  под  тяжестью
бедствия, они, как охваченный  пожаром  дом,  являют  взорам  более  славное
зрелище, чем когда-либо во время их наивысшего процветания.
   Обширная китайская империя при всей плодовитости ее населения, при том,
что она поглощала и сосредоточивала в своих руках богатства других  народов,
на протяжении ряда  дремотных  столетий  прозябала,  и  если  бы  в  ней  не
произошла внутренняя революция и  старое  правительство  не  было  свергнуто
татарами, возможно, мы и теперь не видели бы в ней ничего, кроме  никому  не
интересных мелочных картин скучного, однообразного благоденствия.  Помпея  и
Геркуланум могли бы кануть в забвение вместе со  множеством  современных  им
городов, если бы они, к счастью, не были залиты лавой вулкана. Прославленная
Троя приобрела известность только благодаря своим десятилетним  бедствиям  и
завершившему их пожару. Париж вырос в своем значении в результате  заговоров
и  кровопролитий,  которые  кончились  восшествием  на  престол  знаменитого
Наполеона; и даже сам могущественный Лондон незаметно проходил  по  летописи
времен, прославившись лишь такими событиями, как чума, Большой пожар  {1}  и
Пороховой заговор Гая Фокса! {2} Так  города  и  империи  медленно  брели  в
молчаливой безвестности, вырастая под пером  историка,  пока,  наконец,  над
ними не разражалось какое-нибудь ужасное  несчастье  и  они  не  завоевывали
бессмертие!
   Если читатель  с  готовностью  примет  изложенную  выше  теорию,  столь
очевидную и подтвержденную столь разительными примерами, ему не  понадобится
большой  проницательности,  чтобы  понять,  что  город  Новый  Амстердам   и
подчиненная ему провинция находятся на прямой дороге к величию. Опасности  и
военные действия угрожают им со  всех  сторон,  и  я  поистине  могу  только
удивляться, - как такое маленькое государство, сумело за такой короткий срок
запутаться в такой массе  затруднений.  С  тех  пор  как  провинция  впервые
получила щелчок по носу у форта Гуд-Хоп, в мирные дни Воутера  Ван-Твиллера,
ее историческое значение все время постепенно возрастало, и никогда не  было
у нее более подходящего вождя, чтобы повести ее к  вершине  величия,  нежели
Питер Стайвесант.
   Это был крепкоголовый старый вояка, в пылком сердце которого царили все
пять разновидностей  храбрости,  описанные  Аристотелем  {3}.  Упомяни  этот
философ наряду с пятью еще пятьсот,  я  уверен,  что  ими  тоже  обладал  бы
великий Стайвесант. Беда была только в том, что он был  лишен  лучшей  части
смелости, называемой осторожностью - холодной добродетели, которая не  могла
существовать в тропическом климате его могучей души.  Поэтому-то  он  всегда
спешил браться за те неслыханные предприятия, что придают характер рыцарской
романтичности всей истории его правления, и поэтому-то он и обдумывал сейчас
план, при одной мысли о котором меня бросает  в  дрожь,  когда  я  пишу  эти
строки.
   Это было не что иное, как намерение самому  явиться  на  могущественный
совет Амфиктионов, с мечом в одной руке и оливковой ветвью в  другой,  чтобы
потребовать немедленного исправления всех  зол,  связанных  с  бесчисленными
нарушениями того договора, который он  заключил  в  недобрый  час,  и  чтобы
положить конец беспрерывным грабежам на восточных рубежах - или же в  случае
отказа бросить перчатку и прибегнуть к оружию.
   Когда Питер объявил о своем решении у себя на тайном совете,  почтенных
членов охватило невероятное удивление;  в  первый  раз  в  своей  жизни  они
осмелились возражать, указывая на то, что безрассудно  подвергать  опасности
его священную  особу,  явившись  к  неизвестным  и  диким  людям  и  приводя
множество других  убедительных  доводов,  но  все  они  оказали  на  решение
Твердоголового Питера такое же действие, как на  заржавелый  флюгер  попытка
повернуть его с помощью дырявых раздувальных мехов.
   Итак, призвав к себе Антони Ван-Корлеара, он  приказал  своему  верному
слуге быть готовым на следующее утро сопровождать  его  в  этой  рискованной
затее. Трубач Антони приближался уже к преклонному возрасту, но так  как  он
всегда сохранял хорошее настроение и никогда не знал ни  забот,  ни  печалей
(ибо ни разу не был  женат),  то  оставался  по  прежнему  бодрым,  веселым,
румяным, резвым шутником с весьма объемистой талией. Последнее приписывалось
его беззаботной жизни в том поместье близ  Хука,  которое  Питер  Стайвесант
пожаловал ему за доблесть, проявленную в Форт-Кашемире.
   Как бы там ни было, ничто не могло больше обрадовать  Антони,  чем  это
приказание великого Питера, ибо он с любовью и верностью готов был следовать
за мужественным старым губернатором на край света; к тому же он еще не забыл
проказы и танцы, и обычай спать, не раздеваясь, в одной  постели,  и  прочие
развлечения в восточных колониях и сохранил приятные воспоминания  о  многих
ласковых и пригожих девушках, с которыми весьма жаждал снова встретиться.
   Итак,  этот  образец  смелости  в  сопровождении  лишь  своего  трубача
отправился навстречу одному из самых опасных приключений, о каких когда-либо
сообщалось в рассказах о странствующих  рыцарях.  Чтобы  один  воин  решился
открыто предстать  пред  целым  сонмом  врагов,  а  главное,  чтобы  простой
прямодушный голландец вздумал вести переговоры со всем советом Новой  Англии
- такой безнадежной затеи мир еще не знал! С тех  пор,  как  я  принялся  за
летопись об этом несравненном, но дотоле неизвестном  вожде,  он  все  время
держал меня в состоянии непрерывного возбуждения и  беспокойства  из-за  тех
тягот и опасностей, с которыми он постоянно сталкивался.  О!  Хоть  бы  одну
главу мирного правления Воутера Ван-Твиллера, чтобы я мог отдохнуть на  ней,
как на перине!
   Тебе еще мало, Питер Стайвесант, что я уже однажды спас тебя от  козней
этих ужасных Амфиктионов, призвав тебе на помощь все колдовские  силы?  Тебе