Подобно тому, как собравшиеся на заседание политики-коты  всей  округи,
громко фырча и мяукая, смотрят друг на друга, корча отвратительные  гримасы,
плюют один другому в морду и вот-вот выпустят когти  и  ринутся  в  бой,  но
вдруг в смятении обращаются в поспешное бегство  при  неожиданном  появлении
дворового пса, - так не менее крикливый совет Нового Амстердама,  удивленный
и пораженный внезапным прибытием врага, тоже разбежался. Каждый член  совета
торопился домой, семеня так быстро, как только могли двигаться его  короткие
ноги под бременем тяжелого груза, и задыхаясь от тучности и страха. Придя  к
себе,  в  свое  неприступное  убежище,  он  баррикадировал  парадную  дверь,
прятался в погреб, где хранился сидр, и не решался высунуться  из  опасения,
как бы пушечное ядро не снесло ему голову.
   Весь державный народ толпился на рыночной площади, сбившись в  кучу  по
тому же инстинкту, по какому овцы ищут безопасности в обществе  друг  друга,
когда пастух и его собака куда-то ушли, а волк рыщет вокруг овчарни. Однако,
отнюдь не находя успокоения, они только сильнее пугали  друг  друга.  Каждый
печально вглядывался в лицо соседа, ища поддержки, но  лишь  находил  в  его
искаженных горем чертах подтверждение своих собственных  страхов.  Никто  не
говорил теперь о покорении  Великобритании,  никто  не  разглагольствовал  о
высочайших благах  экономии.  А  тем  временем  старухи  усиливали  всеобщее
уныние, громко сетуя на  свою  судьбу  и  беспрестанно  призывая  на  помощь
святого Николая и Питера Стайвесанта.
   О, как они скорбели об  отсутствии  неустрашимого  Питера!  И  как  они
жаждали, чтобы с ними был их утешитель Антони Ван-Корлеар! Между тем  судьба
этих отважных героев была окутана мраком  неизвестности.  Проходил  день  за
днем со времени получения тревожного послания губернатора, не принося больше
никаких  подтверждений  того,  что  он  жив   и   здоров.   Много   страшных
предположений было высказано о том, что могло случиться с ним и  его  верным
оруженосцем. Может быть,  их  сожрали  живьем  людоеды  из  Пискатоуэя  и  с
Кейп-Кода? Может быть, великий совет Амфиктионов  подверг  их  пытке?  Может
быть, страшные люди из Пайкуэга удушили их луком? Среди всего этого уныния и
волнения, когда страх жутким кошмаром навис над маленьким, жирным,  чересчур
полнокровным Новым Амстердамом, какой-то странный и далекий звук  неожиданно
поразил слух народа. Звук приближался, становился все громче и громче, и вот
он уже гремел у ворот города. В  этом  хорошо  знакомом  звуке  нельзя  было
ошибиться. Крик радости  сорвался  со  всех  уст,  когда  доблестный  Питер,
покрытый пылью и сопровождаемый своим верным  трубачом,  въехал  галопом  на
рыночную площадь.
   После того, как первый  восторг  жителей  города  утих,  они  собрались
вокруг честного Антони, едва тот слез с лошади, и засыпали его приветствиями
и поздравлениями. Прерывающимся от  волнения  голосом  он  рассказал  им  об
удивительных приключениях,  выпавших  на  долю  старого  губернатора  и  его
самого,  когда  они  вырвались  из  лап   ужасных   Амфиктионов.   Но   хотя
стайвесантская рукопись с той тщательностью, какой  она  обычно  отличается,
когда дело идет о великом Питере, очень подробно описывает все события этого
мастерски проведенного отступления, все же тяжелое положение государственных
дел не позволит мне рассказать о нем с  исчерпывающей  полнотой.  Достаточно
будет упомянуть, что, пока Питер Стайвесант с беспокойством размышлял о том,
как бы ему благополучно удрать, сохранив честь и достоинство,  некоторые  из
кораблей, посланных для завоевания Манхатеза, пристали к берегу в  восточных
гаванях, чтобы раздобыть  необходимые  съестные  припасы  и  потребовать  от
великого совета союза колоний обещанного им  содействия.  Услышав  об  этом,
всегда бывший начеку Питер понял, что малейшее промедление  может  оказаться
роковым; тайно и с большой поспешностью он снялся с лагеря, хотя его  гордая
душа скорбела при мысли, что он вынужден обратиться в  бегство,  пусть  даже
перед сонмом врагов. Много раз он и Антони Ван-Корлеар были  на  волосок  от
гибели, много опасных злоключений выпало на их долю, когда они, не  возвещая
о своем приближении звуками трубы, быстро  проезжали  по  прекрасной  стране
восточных соседей. Она уже вся  бурлила  от  приготовлений  к  войне,  и  им
пришлось сделать во время своего бегства  большой  крюк,  тайком  пробираясь
через лесистые горы Дьявольского хребта.  Оттуда  доблестный  Питер  однажды
сделал вылазку и с яростью льва обратил в бегство  целую  толпу  скваттеров,
состоявшую из  трех  поколений  плодовитой  семьи,  которая  уже  собиралась
завладеть  одним  из  уголков  Новых  Нидерландов.  Верному  Антони  не  раз
приходилось с большим  трудом  удерживать  его,  когда  он  в  порыве  гнева
собирался  спуститься  с  гор  и  с  саблей  в  руке  напасть  на  некоторые
пограничные города, где приводили в боевую готовность  замызганное  народное
ополчение.
   Достигнув своего дома, губернатор  прежде  всего  влез  на  крышу  и  с
мрачным видом  принялся  разглядывать  оттуда  вражескую  эскадру.  Она  уже
бросила якорь в бухте и состояла из двух гордых фрегатов, на  борту  которых
находились,  как  сообщает  Джон  Джосселин,  джентльмен,  триста   отважных
"красных мундиров" {1}. Закончив осмотр, Питер сел за стол и написал  письмо
командующему эскадрой, требуя сообщить, на  каком  основании  она  стала  на
якорь в гавани, не получив на это предварительного разрешения.  Письмо  было
составлено в самых достойных  и  учтивых  выражениях,  хотя  мне  доподлинно
известно, что он писал его, крепко стиснув зубы и  храня  на  лице  горькую,
сардоническую усмешку. Отправив письмо, угрюмый Питер с  воинственным  видом
зашагал взад и вперед по городским улицам, засунув руки  в  карманы  штанов,
насвистывая мелодию нижнеголландского псалма, имевшую  немалое  сходство  со
звуками северо-восточного ветра, когда надвигается буря. При виде  его  даже
собаки прятались в испуге, а  все  уродливые  старухи  Нового  Амстердама  с
причитаниями бежали за ним и умоляли  спасти  их  от  смерти,  ограбления  и
позорного изнасилования.
   Ответ  полковника  Николса,  который   командовал   захватчиками,   был
составлен в столь же учтивых выражениях, как и письмо  губернатора.  В  этом
ответе полковник заявлял о законных правах его величества британского короля
на провинцию Новые Нидерланды,  где,  по  его  утверждению,  голландцы  были
простыми узурпаторами, и требовал, чтобы город, форты и т. д. тотчас же были
переданы во власть и под  защиту  его  величества,  обещая  в  то  же  время
сохранить жизнь, свободу, достояние и право  на  беспрепятственную  торговлю
всем голландским гражданам, которые немедленно подчинятся правительству  его
величества.
   Питер  Стайвесант  прочел  это  дружественное  послание  с   таким   же
удовлетворенным видом, с каким мог бы сварливый фермер, который долгое время
наживался, пользуясь  землей  своего  соседа,  читать  нежное  письмо  Джона
Стайлза  {2},  предупреждающего,  что  он  возбудил   дело   о   возвращении
собственности. Впрочем, старого губернатора трудно  было  застать  врасплох;
заложив, по своему обыкновению, огромную жвачку табаку  за  щеку  и  засунув
требование о сдаче, предварительно скомкав его, в карман штанов, он пообещал