сочинении кто-нибудь из читателей найдет что-либо для себя оскорбительное, я
буду очень огорчен,  хотя  ни  в  коем  случае  не  подвергну  сомнению  его
проницательность, сказав ему, что он ошибается, или его  добродушие,  сказав
ему, что он придирчив, или чистоту его совести, сказав ему, что он  пугается
тени. Разумеется, если он столь искусен в выискивании обид там, где никто не
собирался их наносить, то мне было бы очень  жалко  лишить  его  возможности
насладиться плодами своих открытий.
   Я слишком высокого мнения о здравомыслии моих сограждан,  чтобы  счесть
для себя возможным давать им наставления, и слишком  ценю  их  расположение,
чтобы лишиться его, давая им добрые советы. Я  не  принадлежу  к  числу  тех
циников, которые презирают мир, потому что он презирает их; напротив,  сколь
ни низок я в его глазах, я отношусь к нему с величайшим добродушием, и  меня
печалит лишь то, что он не достоин той безграничной любви, какую  я  к  нему
питаю.
   Если, однако, в этом историческом сочинении - скудном  плоде  долгой  и
трудолюбивой жизни - мне не довелось угодить тонкому вкусу нынешнего века, я
могу только скорбеть о своей  неудаче,  ибо  для  меня  уже  слишком  поздно
надеяться, что мне удастся его исправить. Иссушающие  годы  уже  припорошили
снегом бесплодия мое чело; пройдет немного  времени,  и  живительное  тепло,
которое еще не покинуло мое сердце и жаждет излиться, с  нежностью  излиться
на тебя, любезный читатель, навсегда остынет. Как бы  я  хотел,  чтобы  этот
тленный прах, при жизни породивший только бесполезные сорные травы, смешался
со смиренной землей соседней долины и из него выросло много душистых полевых
цветов, которые украсили бы мой любимый остров Манна-хату!

КОНЕЦ


ДОПОЛНЕНИЯ


I

ДОБАВЛЕНИЕ К "ОБ АВТОРЕ"
   (Из издания 1812 года).

   Приведенные выше сведения об авторе были  предпосланы  первому  изданию
настоящего труда. Вскоре после его выхода в свет мистер Хендесайд получил от
мистера Никербокера письмо из голландской деревушки на берегу Гудзона,  куда
тот  направился  с   намерением   ознакомиться   с   некоторыми   старинными
документами. Так как это была одна из тех немногих счастливых деревень, куда
газеты  не  проникают,  то  нет  ничего  удивительного  в  том,  что  мистер
Никербокер не увидел многочисленных объявлений, напечатанных по  поводу  его
исчезновения, и что он совершенно  случайно  узнал  об  опубликовании  своей
"Истории".
   Он выразил большое сожаление по поводу ее  преждевременного  появления,
ибо это помешало ему внести некоторые важные поправки и изменения,  а  также
использовать множество любопытных данных, собранных им во время  путешествий
вдоль берегов озера Таппан и во время пребывания в Хэверстроу и Эзопусе.
   Сочтя, что теперь больше не  было  настоятельной  необходимости  в  его
возвращении в Нью-Йорк, он продолжил  путешествие,  вознамерившись  посетить
своих родственников в Скагтикоке. По дороге туда он остановился на несколько
дней в Олбани - в  городе,  к  которому  он,  как  известно,  питал  большое
пристрастие. Он нашел там, однако, большие перемены  и  был  очень  опечален
новшествами и улучшениями, вводимыми янки, и связанным  с  этим  постепенным
исчезновением  добрых  старых  голландских  обычаев.  Ему   было,   конечно,
известно, что захватчики вводят такие  перемены  по  всей  стране,  причиняя
исконным голландским поселенцам большие неприятности и огорчения устройством
на дорогах застав для взимания пошлин и постройкой  сельских  школ.  Говорят
также, что мистер Никербокер скорбно покачал головой при  виде  постепенного
разрушения величественного  Вандерхейденского  дворца  и  пришел  в  сильное
негодование, заметив, что  старинная  голландская  церковь  {1},  которая  в
предыдущее его посещение еще стояла посреди улицы, теперь была снесена.
   Так как молва об "Истории" мистера Никербокера достигла даже Олбани, то
местные почтенные бюргеры оказали ему весьма лестное внимание; некоторые  из
них, впрочем, отметили несколько очень серьезных ошибок,  допущенных  им,  в
частности, в том месте его труда, где  он  писал  о  куске  сахара,  который
подвешивали в Олбани над чайными столами, ибо этот обычай, уверяли они  его,
уже несколько лет как прекратил свое  существование.  Кроме  того  кое-какие
семейства обиделись, что их предки не были упомянуты в его  труде,  и  очень
завидовали тем  своим  соседям;  которые  удостоились  такого  отличия;  что
касается последних, то, надо сознаться, они чрезвычайно гордились  указанным
обстоятельством, рассматривая эти упоминания как письменное свидетельство их
знатности, подтверждающее их притязания на древность рода,  -  что  в  нашей
республиканской стране является предметом немалых забот и тщеславия.
   Рассказывают также, что к нему очень  благосклонно  и  любезно  отнесся
губернатор, как-то пригласивший его к себе на обед и несколько раз на глазах
у всех обменявшийся с ним рукопожатиями при встречах на улице. Это, конечно,
кое-что  да  значило,  принимая  во  внимание  их  разногласия  в  политике.
Действительно, один из близких друзей губернатора, кому тот  мог  откровенно
высказывать свое мнение по таким вопросам, уверял нас, что губернатор в душе
питал к нашему автору искреннее расположение; больше того, он однажды  дошел
до того, что заявил, притом во всеуслышание и у себя за столом, сразу  после
обеда, что "Никербокер весьма благонамеренный старый джентльмен и отнюдь  не
глуп". На основании этого многие сочли  возможным  высказать  предположение,
что, придерживайся наш автор иных политических взглядов и пиши он в газетах,
вместо того, чтобы тратить свои дарования на исторические сочинения, он  мог
бы занять какое-нибудь почетное и  выгодное  положение,  возможно,  стал  бы
нотариусом или даже мировым судьей.
   Наряду с уже упомянутыми почестями  и  любезностями  мистер  Никербокер
встретил  также  весьма  ласковый  прием  со  стороны  олбанских  ученых,  в
частности, мистера Джона Кука, который очень радушно принимал его у  себя  в
библиотеке-читальне, где они попивали минеральную воду {2}  и  беседовали  о
древних писателях. Мистер Кук  пришелся  ему  по  душе,  так  как  занимался
серьезными учеными разысканиями  и  был  неутомимым  собирателем  книг.  При
расставании мистер Кук подарил ему в знак дружбы два самых  старинных  труда
из своего собрания; это были первое издание Гейдельбергского катехизиса  {3}
и знаменитое описание Новых Нидерландов Адриана Вандердонка  {4}.  Последний
из них мистер Никербокер широко использовал в этом втором издании.
   Очень приятно проведя некоторое время в  Олбани,  наш  автор  продолжил