дадут, поскольку это от них зависит, вновь погрузиться  в  забвение,  и  что
даже  тогда,  когда  появятся  другие  исторические   труды   о   Нью-Йорке,
преследующие с точки зрения ученых знатоков более  высокие  цели,  и  займут
почетное и  заслуженное  место  на  полках  домашних  библиотек,  все  же  к
Никербокеровской   истории   по-прежнему   будут   относиться   с    веселой
снисходительностью, будут перелистывать ее и  смеяться  над  ней,  читая  ее
вслух у семейного очага.
   В. И.
Саннисайд, 1848 г.


ПРИЛОЖЕНИЯ

А. Н. Николюкин
"ИСТОРИЯ НЬЮ-ЙОРКА" ВАШИНГТОНА ИРВИНГА

   Осенью 1809  г.  в  одной  из  вечерних  нью-йоркских  газет  появилось
объявление:  "Маленький  пожилой  джентльмен  в  старом  черном  кафтане   и
треуголке по имени  Никербокер  некоторое  время  тому  назад  покинул  свое
жилище, и с тех пор о нем нет никаких  известий.  Поскольку  есть  основания
считать, что он не совсем в здравом уме,  его  отсутствие  вызывает  большое
беспокойство.  Любое  известие  о  нем  будет  с  благодарностью  принято  в
гостинице "Колумбия" на Малбери-стрит или в редакции газеты".
   Несколько  газет  штата  Нью-Йорк  перепечатали  сообщение  о  розысках
несчастного Никербокера, а вскоре в той же газете "Ивнинг пост", уведомившей
жителей  Нью-Йорка  об  исчезновении  Никербокера,  появилось  свидетельство
некоего  путешественника,  что  он  видел  похожего  по  описанию  старичка,
отдыхавшего на краю дороги, которая ведет из города на север.
   Наконец, через три недели хозяин почтенной нью-йоркской гостиницы,  где
оставил  свои  вещи  пропавший  без  вести  старичок,  публикует  в   газете
уведомление, что если тот не вернется, то он в покрытие неоплаченного  счета
должен будет продать "весьма любопытную рукописную книгу, которая осталась в
номере Никербокера".
   и вот 6 декабря газета "Америкен ситизен"  объявила  о  выходе  в  свет
"истории Нью-Йорка,  написанной  Дидрихом  Никербокером".  Едва  ли  кто  из
современников  мог  подозревать,  что  все  это   было   ловко   разыгранной
мистификацией. Ведь в поисках  исчезнувшего  старого  джентльмена  принимало
участие немало простодушных жителей Нью-Йорка!
   Так появилась эта блестящая политическая сатира на современную Америку,
юношеская буффонада молодого Ирвинга, заставившая  смеяться  весь  Нью-Йорк.
Когда авторство Вашингтона Ирвинга раскрылось, одна старая леди сказала, что
она охотно выпорола бы сочинителя, а сам писатель в  старости  вспоминал  об
этой книге как о "невероятно дерзкой и бесстыдной вещи".
   В 1812 г. выходит второе, в 1819 г. - третье, в  1824  г.  -  еще  одно
издание книги. "История Нью-Йорка" приобретает известность. Ее переиздают  в
Лондоне (1820), в Париже (1824), переводят на немецкий  (1825),  французский
(1827), шведский (1827) языки. Ее хвалят многочисленные рецензенты  газет  и
журналов. Один из них пишет: "Если Стерн прав, говоря, что каждый раз, когда
человек смеется, он вытаскивает гвоздь из своего гроба, то  после  прочтения
этой книги Ирвинга ваш гроб  наверняка  рассыплется  на  куски"  {Pierre  M.
Irving. The Life and Letters of Washington  Irving,  vol.  I.  Philadelphia,
Lippincott, 1871, p. 175.}.
   Вальтер Скотт хохочет в  своем  Абботсфордском  замке,  читая  "Историю
Нью-Йорка", которая напоминает ему то Свифта, то Стерна. Единственное, о чем
сожалеет сэр Вальтер, - это о своем незнании американских партий и политики,
затрудняющее понимание  "скрытой  сатиры  произведения".  Байрон  вспоминает
героев "Истории Нью-Йорка" в своих письмах  из  Италии  {Byron.  The  Works,
Letters and Journals. Ed. by R. E. Prothero, vol. V. London, 1901, p. 341.}.
   Не менее лестны по-своему были и отзывы противников Ирвинга.  Известный
в то время правовед и историк, автор теологических трактатов  Дж.  Верпланк,
предков которого Ирвинг высмеял  столь  непочтительно,  заявил,  выступая  в
"Нью-Йоркском историческом обществе": "Горестно видеть, как  ум,  наделенный
таким  тонким  чувством  прекрасного  и   таким   живым   ощущением   юмора,
растрачивает свое пылкое воображение на неблагодарную тему, свой буйный юмор
на грубую карикатуру" {Pierre M. Irving. Op. cit., p. 176.}.
   Хотя Ирвинг по-юношески  легко  отнесся  к  суровой  критике  присяжных
историков и к фамильным обидам  Верпланка,  со  временем,  однако,  писатель
настолько изменился, что стал  приглаживать  первоначальный  текст.  Полвека
прижизненных публикаций книги Ирвинга - это печальная  история  постепенного
смягчения наиболее острых и "дерзких" мест, отражающая превращение бунтарски
настроенного юноши в  степенного  и  благонамеренного  литератора,  "образец
умеренности", как именует  его  в  заглавии  своей  книги  один  современный
американский критик.
   С каждым новым авторским переизданием из книги  уходило  что-то  живое,
юношески-обаятельное. Пятьдесят  лет,  целую  жизнь  прожил  с  этой  книгой
Ирвинг, и она была для  него  подобно  тому  меняющемуся  портрету,  который
хранил у себя Дориан  Грей  в  знаменитом  романе  Оскара  Уайльда.  Разница
заключалась лишь в том, что Дориан Грей ревниво  оберегал  свой  портрет  от
взоров людей, а Вашингтон Ирвинг каждое новое десятилетие  охотно  выставлял
свой на обозрение читающей публики.
   В  этих  многочисленных  переработках  первоначального  текста   Ирвинг
приглушил антиклерикальное звучание, сократил некоторые  места,  исполненные
раблезианской жизнерадостности и стернианского юмора,  привел  книгу  в  тот
вид, который был приемлем для добропорядочного  буржуазного  читателя.  Даже
ироническое  посвящение   книги   "Нью-Йоркскому   историческому   обществу"
оказалось снятым в последующих изданиях.
   "История   Нью-Йорка"   -   литературный   памятник   раннего   периода
американской прозы, когда еще не  появились  исторические  романы  Купера  и
Симмса, когда не было новеллистики Эдгара По и Готорна, когда, наконец,  сам
Ирвинг  еще  не  написал  рассказов,  закрепивших  за  ним  славу  создателя
романтического стиля в американской прозе. Текст "Истории" 1848 г., вошедший
в  собрание  сочинений  Ирвинга  и  неоднократно  затем  перепечатывавшийся,
создавался писателем  в  годы,  когда  американский  романтизм  окончательно
сформировался как идейно эстетическое направление в  искусстве.  Этот  текст
сам  по  себе  уже  перестает  быть  исключительным  по  своей  свежести   и
необычности событием литературы США первого десятилетия XIX  в.  и  отражает
определенные тенденции  позднего  творчества  Ирвинга,  ставшего  свидетелем
новых веяний в американской литературе,  европейских  революций  1848  г.  и
движения аболиционизма, охватившего Америку перед Гражданской войной.
   Поэтому настоящий русский перевод, вопреки обычным правилам, сделан  не