торжествовали,  но  навлекли  на  свои  головы  мщение  Питера  Стайвесанта,
отнявшего у них всю Новую Швецию. Завоеванием Новой Швеции Питер  Стайвесант
воскресил притязания лорда Балтимора {11}, который обратился  за  помощью  к
правительству Великобритании, а та покорила всю провинцию Новые  Нидерланды.
Вследствие этого великого подвига все пространство Северной Америки от Новой
Шотландии до Флориды стало единым владением британской короны.  Но  обратите
внимание на последствия. Прежде разрозненные колонии теперь  составили  одно
целое и при отсутствии соперничающих колоний, которые препятствовали  бы  их
развитию и держали бы в страхе, стали великими и  могущественными;  в  конце
концов, сделавшись слишком сильными для метрополии, они  сумели  сбросить  с
себя ее иго и в результате  славной  революции  превратились  в  независимое
государство. Но цепь следствий на этом не кончилась;  успешная  революция  в
Америке повлекла за собой кровавую революцию во Франции, которая повлекла за
собой могущественного Бонапарта, повлекшего за  собой  французскую  тиранию,
которая ввергла в смятение весь мир! Так все эти великие государства одно за
другим были наказаны за свои злополучные победы, так - я об этом уже говорил
- все нынешние  волнения,  революции  и  бедствия,  постигшие  человечество,
начались со взятия маленького Форт-Кашемира, как описано в  этом  выдающемся
историческом труде.
   Пусть  же  европейские  властители  остерегаются  связываться  с  нашей
любимой страной.  Если  внезапный  захват  относительно  небольшой  крепости
ниспроверг  государственный  строй  империй,  то  каков   (рассуждая   путем
аналогии) будет результат завоевания обширной  республики?  Оно  взбудоражит
все звезды и планеты; у луны с солнцем дело дойдет до драки,  вся  вселенная
будет ввергнута в хаос, если только по воле провидения ее не  спасет  второе
пришествие!

   
ГЛАВА X

   В которой описывается достойный уход от государственных дел  и  кончина
Питера Твердоголового.

   Вот я и закончил этот славный исторический труд; но прежде чем я отложу
свое усталое перо, мне остается еще выполнить один благочестивый долг.  Если
среди огромного  множества  читателей  этой  книги  случайно  найдется  хоть
несколько истинно благородных  людей,  которые  загорятся  священным  огнем,
прочитав  это  повествование  о  великодушии  и  храбрости,  они  несомненно
пожелают узнать дальнейшую  судьбу  доблестного  Питера  Стайвесанта.  Чтобы
сделать приятное одному такому сердцу чистого золота, я  готов  остановиться
на ней более подробно, чем для  удовлетворения  холодного  любопытства  всей
философской братии.
   Как только наш пылкий рыцарь подписал условия  капитуляции,  он  тотчас
же, решив не быть свидетелем унижения своего любимого города, покинул его  и
с ворчанием удалился в свое bouwery,  то  есть  поместье,  расположенное  на
расстоянии  примерно  двух  миль,  где   провел   остаток   своих   дней   в
патриархальном уединении. Там обрел он душевный покой, которого  никогда  не
знал среди утомительных трудов по управлению государством, и вкусил  радости
абсолютной, бесконтрольной власти, которые его мятежные подданные так  часто
отравляли горечью противодействия.
   Никакие уговоры не могли побудить его посетить город; больше того,  его
широкое кресло всегда стояло спиной к окну, выходившему в ту  сторону,  пока
густая рощица, посаженная его собственной рукой, не разрослась и не  закрыла
город от его взора. Он постоянно бранил  глупейшие  новшества  и  улучшения,
вводимые завоевателями, не разрешал в кругу  своей  семьи  произносить  хоть
одно слово на их ненавистном языке (этому запрету  охотно  подчинялись,  так
как его домочадцы умели  говорить  только  по-голландски)  и  даже  приказал
срубить чудесную аллею перед домом, потому что она  состояла  из  английских
вишневых деревьев.
   Прежняя  неусыпная  бдительность,  что  кипела  в  нем,  когда  на  его
попечении была обширная провинция, проявлялась теперь с той же силой, хотя и
в более узких пределах. Он с неослабной рачительностью обходил границы своих
тесных владений, быстро и бесстрашно давал отпор всяким  посягательствам,  с
неумолимой  строгостью  наказывал  каждый  набег  бродяг-воришек   на   свой
фруктовый сад или скотный двор и с торжеством приводил каждую  заблудившуюся
свинью или корову в свой загон. Но для бедных соседей, одиноких новоселов  и
усталых путников его дверь была всегда широко открыта, а у огромного  очага,
этой эмблемы его собственного горячего и благородного сердца, для них всегда
находился уголок. Должен сознаться, что  он  делал  одно  исключение  в  том
случае, если несчастным посетителем оказывался англичанин или янки;  он  мог
протянуть  им  руку  помощи,   но   никогда   не   соглашался   оказать   им
гостеприимство.  А  если  случайно  какой-нибудь  странствующий  торговец  с
востока останавливал у дверей  дома  свою  телегу  с  жестяной  посудой  или
деревянными чашками, вспыльчивый Питер выскакивал, как великан из  замка,  и
учинял  такую  яростную  расправу  над  горшками  и  котлами,  что  продавцу
приходилось немедленно спасаться бегством.
   Старая военная форма, потертая от усердной чистки, аккуратно  висела  в
парадной спальне и исправно проветривалась в  первый  погожий  день  каждого
месяца; треуголка и верная сабля,  уныло  отдыхая,  висели  в  гостиной  над
камином, обрамляя портрет знаменитого адмирала Вон-Тромпа {1}, изображенного
во весь рост. В своей домашней империи Питер Стайвесант поддерживал  строгую
дисциплину, установив хорошо налаженный деспотический  образ  правления;  но
хотя его воля была высшим законом, все же он  постоянно  стремился  к  благу
своих подданных. Он следил не только  за  тем,  чтобы  им  хорошо  жилось  в
здешнем мире, но также за их нравственностью и блаженством на том свете, так
как  щедро  наделял  их  превосходными  наставлениями,  и   никто   не   мог
пожаловаться на то, что в случае необходимости он бывал скуп на спасительные
наказания.
   Добрые старинные голландские праздники,  в  которых  время  от  времени
проявляются полнота сердца и душевная благодарность и которые, к  сожалению,
забыты моими согражданами,  в  поместье  губернатора  Стайвесанта  неизменно
соблюдались. Новый год был  поистине  днем  безоглядной  щедрости,  веселого
пиршества и  сердечных  поздравлений,  когда  грудь  переполнялась  подлинно
дружескими чувствами, а за обильным столом царила  бесцеремонная  свобода  и
непринужденное веселье, неизвестные в наши дни вырождения и внешнего  лоска.
Пасха и пятидесятница {2} добросовестно соблюдались во всех его владениях; и
день святого Николая не проходил без подарков, подвешивания чулка в каминной
трубе и соблюдения всех остальных положенных для этого случая обычаев.
   Раз в год, первого апреля Питер Стайвесант облачался в полную  парадную