6

     Анея шла полевой межой.  Лебеда выросла уже высоко, обозначив дорожку
между пшеницей и ячменем.  Желтая пыльца красила юбку вдовы.  Хлеба сильно
выколосились, зерно выспевало, скоро и здесь начнут жатву.
     Версты две в  поперечнике,  версты три в длину -  лесная поляна,  вся
одетая зреющими хлебами,  была как озеро в лесу.  Неровная кромка деревьев
врезалась в поляну мысами,  отступала затонами,  а в середине, как остров,
устроился град, князь-старшинство в котором правил Горобой, отец Всеслава.
Каждый  град  старался сесть  средь  чистого  места,  чтобы  труднее  было
незаметно подкрасться,  чтобы негде было врагу спрятаться от  стрелы и  от
пращного камня.
     Про  росские грады правильнее было бы  сказать,  что не  сели они,  а
легли за свои ограды.  Ров глубокий,  тын высокий.  За ним,  внутри града,
строения низкие, растянутые по земле, не по неумению вывести стены повыше,
а  кровли -  покруче,  но с  той же понятной без слов мыслью:  чтоб с поля
чужому глазу не видеть, что творится за тыном.
     Грады  рождались с  одинаковой мыслью  о  защите  в  селении,  как  в
крепости.  Начинали их строить со рва, продолжали возведением тына. Домами
же только кончали.
     Анея вышла из своего града ранним утром; сейчас солнце высилось уже к
полудню.  По прямой дорожке пути стало бы верст на шесть,  не более. Лесом
же, минуя засеки, было, наверное, в три раза дальше.
     Анея  обошла огороженные тыном  и  защищенные глубоким рвом  градские
зады.  Обычно ручьи,  которым помогла рука человека, питают рвы. Здесь ров
был почти сух -  видно,  еще не прочистили заросшую весной канаву.  Крутые
откосы затянуло малинником,  внизу  местами стояла вода,  покрытая ряской.
Грелся на солнце толстый уж.  Он не шевельнулся, и женщина сошла со следа,
протоптанного людьми и  скотом,  чтобы не побеспокоить змею.  Добрые змеи,
черные,  в коронках белобрюхие ужи и коричнево-бурые полозы порой жили под
избами.  Дети  играли с  ними и  пили молоко из  одной чашки.  Добрые змеи
враждовали с гадюками. Туда, где живет уж или полоз, гадюка не ходит.
     Перед   околицей   через   ров    был    переброшен   мост.    Четыре
бревна-переводины,   опираясь  на   козлы,   несли  настил  из  пластин  -
распластанных повдоль бревен.  Концы  моста  упирались на  врытые в  землю
чурбаки.  Дерево повыщербилось под  копытами,  размочалилось под тележными
колесами.  Мост давно не меняли, не рушили, как делали при вести о набегах
степняков.
     Для проезда в тыне было оставлено узкое место - распростертыми руками
почти можно было  достать до  обоих воротных столбов.  Пройдет телега -  и
добро.  Тяжелое полотнище ворот  было  отвалено,  и  вход  преграждали две
жерди,  чтобы не вошла отбившаяся скотина.  Анея, согнувшись, пролезла под
жердями. Годы стали не те, чтобы перепрыгнуть, как бывало.
     От  ворот  узкая  прямая улица  почти сразу упиралась в  глухую стену
избы. Уступ служил препятствием для того, кто с размаху ворвется в ворота.
Обойдя стену, улица опять вытягивалась прямо.
     Тихо,  безлюдно,  все  при деле.  Двух женщин встретила Анея на  всей
улице, поклонились друг другу не по одному обычаю. В десяти родах россичей
наберется не более десяти сотен взрослых,  все знают своих в лицо. Женщины
не спросили Анею,  зачем пришла из своего рода,  только пожелали здоровья.
Хозяин гостя не спрашивает,  Анея здесь общая гостья. У ворот Горобоя Анея
потянула за деревянное кольцо. Внутренняя щеколда поднялась.


     Калитка  открывалась наружу,  колода  же  была  врублена  с  наклоном
внутрь.  Тяжелое калиточное полотнище, собранное из дубового теса пальца в
четыре толщиной,  могло догнать неосторожного посетителя и,  глядишь, чуть
ли не сломать спину.  Дома у  Анеи была такая же калитка,  поэтому старуха
успела переступить через порог.  Сзади щеколда сама  поднялась по  скосу и
вщелкнулась в  паз.  Ворота,  как и градские,  были узкие,  едва проехать,
изнутри крепкие засовы были вставлены в кованые гнезда.
     Двери и  ворота всегда должны открываться наружу.  Бей по ним,  будут
держать,  пока  не  порушится все  строение.  Много забот и  труда требует
крепость, много рук отнимает от другого, нужного дела. Посчитать все тыны,
толстые стены,  рвы... Работа большая. Куда легче и проще живут дальние от
степи славяне.
     На тесном дворе,  шагов десять в длину,  не более -  в ширину, выбрав
место на  солнечном пригреве,  лежал пес.  Был он  ростом с  трехмесячного
теленка,  в сизой с проседью шубе. Услышав Анею, пес поднял заросшую морду
- через  жесткую шерсть едва  блеснули глаза -  и  опять опустил на  лапы.
Зверовые собаки были обучены не сметь рычать, тем более бросаться на людей
во дворах,  на улице. Если хозяин не прикажет. Чужих в своем роду нет, нет
соседей -  все свои.  Кому что нужно - спроси, нет никого - возьми сам, не
теряя времени. Потом скажешь или отдашь.
     На голос Анеи выбежала девочка лет четырех, в рубашонке, и уставилась
на гостью. За девочкой вышла рослая женщина, высоко неся тяжелый живот. Да
и  без того,  по одному усталому лицу с темными пятнами,  можно было сразу
узнать, что близко разрешение от тягости.
     С натугой женщина поклонилась, стараясь достать рукой землю:
     - Будешь здорова, матушка Анея, вот мне радости послали...
     - Будь и ты здрава, молодая, - ответила старуха, - давно не бывала я.
Отец-то где? Не ушел ли куда?
     - Тут он,  в соседях.  Да ты,  матушка,  в избу-то пойди,  отдохнешь,
отведаешь хлеба-соли.
     Гость дальний,  из  другого рода,  хозяину зазорно его забыть,  гостю
нельзя  отказываться:  брезгует,  стало  быть.  Нарушение обычая поведет к
обиде на годы и годы.
     Дверь в  избу Горобоя низкая,  входишь -  кланяйся.  Не  из  гордости
строят россичи низкие да  узкие двери,  а  для обороны.  И  оконца узкие -
взрослому не  пролезть.  В  глубине избы на  земляном полу устроен очаг из
дикого  отесанного  камня.  Над  ним  крыша  по-летнему  раскрыта  широким
продухом для тяги дыма.  Зимой продух закрывают,  дым тянет через открытую
дверь.  Зато  когда дрова прогорят и  дверь закроют,  в  избе тепло,  хоть
раздевайся догола.
     Крыша-стропа   собрана   без    потолка,    видна   балка-матица   со
стропилами-ребрами.  Избы  всеми  россичами  ставятся  одинаково.  В  избе
темновато,  особенно для того,  кто вошел со светлого дня.  Обросшая сажей
крыша черна, как крашенная дегтем. Черны и стены, в пухлой, как мех, саже.
Сажа везде,  где в повседневной жизни ее не касаются спины и руки. До всей