- Слыхать было, как он тебе говорил. Но что - не расслышали мы.
     - Он хотел меня обидеть, чтобы я в гнев пришел. И обидел...
     - Нужна я ему, старуха, - подала голос боярыня.
     И все взглянули на нее,  и никто не возразил,  ибо не полагается,  по
русскому обычаю,  чужую жену в  глаза да при муже славить.  Елене тридцать
лет,  темно-русая, сероглазая, на ясном лице нет ни одной морщинки, только
сейчас в гневе брови сдвинулись и меж ними врезались две складки. В тонких
пальцах держит платочек. Не думая, рванула, и с треском разорвалась нежная
ткань.
     Задумавшись,  Стрига опустил голову,  и  концы  усов  легли на  грудь
рубахи,  вышитой красными нитками. Такие усы у него одного - по старинному
обычаю.  Ныне все с бородами,  подстриженными,  или, как принято говорить,
подщипанными. Седины много в усах и на голове боярина, и кажется он сейчас
вышедшим из  старого времени былого  Святослава или  первого Владимира.  И
серьга у него в одном ухе тоже по-старинному, ныне так не ходят мужчины.
     - Вот так,  -  опомнился Стрига.  - Не легко мне пришлось с Долдюком.
Силы у него не меньше,  моложе он меня лет на двадцать,  коль не более. Уж
очень я был ему ненавистен, слишком был он злобен, спешил, кровь мою хотел
поскорее увидеть,  и сам растратился... Я же был спокоен и дрался на своем
месте. Вот и сказке конец, дорогие гости.
     Двое слуг вносят разварную белужину на  деревянном блюде такой длины,
что одному не унести - руки коротки. Третий тащит серебряную миску, полную
икры.  Свежая икорка,  сегодня вынута,  промыта и  в  меру  посолена самой
хозяйкой.  Кто понимает -  нет ничего вкуснее икры,  но вкус ее - от соли.
Несоленую икру собака голодная есть будет, человек же в рот не возьмет.
     Лекарь Соломон отказался от  икры  -  закон Моисея не  позволяет есть
икру,  ибо в  каждой икринке заключена целая жизнь.  Соломон был в русском
платье,  только  стрижен не  по-русски.  На  висках отпущены длинные пряди
волос,  а сама голова покрыта черной ермолкой - Соломон лыс, ему уже давно
бог лба прибавил.  Это человек,  известный и в Киеве,  и в Чернигове,  и в
Переяславле.  Лечит он раны,  переломы,  и от его лечения кости становятся
как были,  а  от ран остаются малые рубцы.  Знает Соломон и травы,  хорошо
пользует от  боли в  сердце,  от  головной боли,  даже женщинам помогает в
трудных родах, и многие матери обязаны ему жизнью своей и детской.
     Впервые прославился он, когда жена князя Изяслава Ярославича не могла
разрешиться князем  Святополком,  и  нынешний великий  князь  киевский ему
обязан жизнью.  Лекаря повсюду любили,  как доброго человека. За труд брал
он немного и отказывался, когда иной от радости хотел ему лишнее дать; сам
же всем помогал, не рядясь о деньгах, и неимущему мог сам помочь не только
наукой своей, но и деньгами. За то слыл бессребреником и по давности жизни
своей  среди русских был  всем  известен так,  что  встречал друзей везде,
стоило ему лишь назваться.  Любил Соломон ездить, повсюду оказывая помощь,
для  того  он  и  в  Кснятин приехал вместе с  русским другом своим,  тоже
лекарем, ровесником, Жданом по русскому имени, в крещении - Парфентий.
     - Сильно ограничивает Моисеев закон,  -  заметил отец Петр.  - Белуга
поймана не для икры,  оказалась с икрою.  Что ж? Бросать, что ли, добро? В
евангелии сказано:  не в  уста,  а  из уст.  Телятину есть грешно,  с этим
согласен. Соломон, Соломон! Имя-то у тебя знаменитое! Святой ты человек во
всем, одно в тебе - вера ложная, обряды обременительные у тебя.
     - Вера  у  меня  праотеческая,  -  возразил  Соломон.  -  Мы,  иудеи,
подвергались многим гонениям за веру.  Вера -  от совести, от предания, от
глубины человеческой души. Однако же бог, разметав нас в страны рассеяния,
сохранил народ.
     - Да,  римляне-язычники жестоко вас гнали,  но  не  за веру:  Греки и
латиняне воздвигали на  вас гонения за веру,  став христианами,  но начали
гонения через пять сотен лет по пришествии Христа.  Стало быть, было у вас
время избрать себе веру на  полной свободе.  А  что от гонителя,  от врага
веру,  даже истинную,  стыдно принимать,  в этом ты прав.  Но гнали вас не
только за веру...
     - Отец Петр!  -  прервал священника боярин. - Прение о вере, коль наш
добрый гость захочет, устраивай во время иное. Ныне же мы за столом.
     Пора  было  вмешаться хозяину.  Жадный князь киевский Святополк казну
набивал с  помощью иноземцев,  имея  советников среди иудеев.  Они  давние
жители Киева,  в  Киеве  есть  улица,  ими  заселенная,  и  ближние к  ним
городские ворота называются Иудейскими,  по  старому обычаю,  как  есть  в
Киеве Ляшские ворота по  имени улицы,  где  живут ляхи  -  поляки.  Боярин
Стрига не  хотел  допустить неприятного разговора об  иудейских помощниках
князя Святополка. И, чтоб пресечь подобное под корень, добавил:
     - Каждый из нас за себя отвечает и перед людьми,  и перед богом. Что,
отец Петр,  не так ли нас Церковь учит?  А также отвергает насилие в делах
веры!
     - Боярин,  боярин,  -  ответил священник,  - с тобой не поспоришь, ты
ученый человек,  хоть в Печерскую лавру игуменом можешь идти.  Не сердись,
Соломон, прости, если в чем тебе сгрубил. Скучно мне бывает. Боярину не до
споров со мной,  другие тоже охотнее железом с  половцами спорят,  у  меня
язык ржавеет, как заброшенный серп.
     Соломон кивнул,  улыбаясь, и вдруг поднял палец, призывая к вниманию.
Откуда-то донеслась заунывная песня.  Все прислушались. Прерывая молчанье,
Стрига поднялся.
     - Елена,  любушка,  -  позвал он.  - Прикажи-ка подать нам греческого
вина,  выпьем мы за нынешний день. Половцы-то мои запели наконец-то. Стало
быть,  уладились и меж собою,  и со мной.  Им невдомек, что я по-половецки
понимаю.  А Бегунок,  что мне светил,  и вовсе как половец.  Там, - боярин
указал  вниз,  -  Долдюков  неродной  брат  сидит.  Испугавшись продажи  в
Константинополь,  кто-то  грозился его мне выдать.  Теперь наменяю на  них
пленников будто  из  милости,  а  ведь  скажи им  прямо...  Что,  Бегунок?
Придется тебе в Шарукань ехать купцом за пленными нашими.
     - Поеду, боярин, - охотно согласился боярский закуп.
     - А раненые каковы? - спросил Стрига лекарей.
     - Будут  живы,  -  ответил Парфентий,  -  коль  к  ранам  огневица не
прикинется.  Четыре дня  выждать нужно.  У  тебя,  боярин,  порез чистый и
кровью  омылся  обильно,  за  тебя  мы  с  друг-Соломоном поручаемся перед
боярыней.
     - А  мы с  отцом Петром будем молиться о здравии больных половцев,  -
отозвалась боярыня,  -  не  из корысти,  но потому,  что за каждого из них
выкупится сколько-то наших из половецкого плена.
     - Да,  красавица, да, сердце золотое, - вдохновенно сказал Соломон. -
Изучаю всю жизнь, от раннего отрочества, болезни тела. Нет болезни тяжелее
злобы; дух мятущийся, беспокойный есть болезнь, он тело ослабляет. Человек
омраченной души чаще болеет,  раньше умирает.  Бог благословил древнейшего