Кожаными канатами,  толщиной в руку человека, "Дракон" тащил за собой
пять громадных туш тупорылых кашалотов.  Сплетенные из  китовой кожи,  эти
канаты  были  крепче  железных  цепей.  Они  держались за  толстые  кольца
гарпунов, глубоко всаженных в туши.
     За устьем, в широкой части фиорда, прилив поднимал воду спокойно, без
волн.  Кормчий  Эстольд находился на  своем  месте,  на  короткой кормовой
палубе.  Двое викингов,  учеников и  помощников Эстольда,  держали длинное
правило руля, направляя драккар по кратким приказам кормчего.
     Перед  Эстольдом в  круглой  железной раме  висел  вогнутый бронзовый
диск.
     Из  дыр  в   бортах  высовывались  лапы  и  плавники  "Дракона",   по
четырнадцати длинных весел  с  каждого бока.  Гребцы сидели на  поперечных
скамьях -  румах в открытой средней части так низко, что их головы не были
видны над бортами.
     Эстольд часто бил  в  диск.  Звонко-пронзительные удары давали гребле
стремительный темп.  Вдруг  кормчий ударил  дважды подряд.  Правая сторона
продолжала грести,  а  на левой все весла,  точно связанные,  одновременно
опустились и уперлись в воду. "Дракон" повернул на хвосте, как рыба.
     Тяжелые туши кашалотов, разогнанные быстрым бегом драккара, помчались
к  берегу.  На  "Драконе" освободили канаты,  и  громадные морские  звери,
теснясь, как живые, выскочили на мель.
     Эстольд  безошибочно метко  нацелился на  широкую скалистую площадку,
которую покрывал прилив,  а  отлив оставлял сухой.  Это  место служило для
приема добычи, предназначенной для разделки.
     Когда отец Вотан жил на земле,  что, по верованиям племени, было тому
назад пятьдесят поколений,  берега фиордов были ниже,  чем теперь.  Гордая
земля племени Вотана продолжает расти над морем.
     На берегу ждали сто двадцать, а может быть, и сто пятьдесят траллсов,
одетых  в  короткие  грязные  рубахи,  с  коротко  остриженными головами и
широкими железными обручами, заклепанными на шее.
     Траллсы  смело  бросились  в  воду,   ловили  канаты  и  подтаскивали
кашалотов повыше.  Работая все  вместе,  с  полным единством,  они разумно
пользовались последним дыханием прилива, чтобы облегчить свой труд.
     Двуногие вещи,  рабочий  скот,  который  умеет  запоминать приказания
викингов, понимать слова и произносить их, - траллсы очень удобны для всех
работ.
     Берега  фиорда  были  завалены тысячами костяков китов  и  кашалотов,
копившимися много лет.  Громадные черепа и ребра, скрепленные с позвонками
еще  не  отгнившими  хрящами,   с  висящими  кусками  черного  мяса,  были
лабиринтами, в которых можно и заблудиться.
     В фиорде стояло густое,  тяжкое,  удушающее зловоние.  Скалы,  вода и
само  небо  -  все  здесь разило смертью в  ее  самой неприглядной,  самой
отталкивающей форме.  Стаи обожравшихся воронов и  ворон были не  в  силах
взлететь. Пресыщенные волки, не боясь траллсов, спали внутри черепов среди
гор костей.
     В фиорде плавали громадные раздувшиеся внутренности морских зверей. С
чудовищным  обилием  падали  не  могли  справиться  даже  рыбы:   в  водах
Гологаланда и акулы сделались разборчивыми.
     Шло  горячее время  охоты на  китов и  кашалотов.  Рук  траллсов едва
хватало,  чтобы брать с добычи нужные части:  кожу и лучшее сало. Сало тут
же вытапливалось в огромных котлах, огонь под которыми разводился дровами,
щедро политыми тем же салом.
     Дань  моря...  Киты и  кашалоты плавали стадами в  водах Гологаланда,
Страны света.  Владения Оттара носили это имя потому,  что,  расположенные
дальше всех к  северу,  они  больше всех пользовались бесконечными летними
днями.
     Поблизости от  владений племени фиордов нигде не было столько морских
зверей,  как здесь.  Оттар никому не  позволил бы  охотиться в  его водах.
Первым из  всех ярлов он брал дары моря и  выбирал лучших животных из тех,
которые паслись на его лугах или спускались к югу.
     На  якорях,  у  входа в  фиорд,  остались еще  восемь туш кашалотов и
девятнадцать китов. Они ждут следующего прилива.
     Кожа  кита  лучше,  и  кит  дает  лучшее  сало.  Но  в  кашалоте есть
драгоценный кашалотовый воск нежный плотный,  чистый белый жир.  Его жадно
берут арабские и  греческие купцы,  которые приезжают в  Скирингссал через
страну русских, Гардарику, через город Хольмгард-Новгород.
     За кашалотовый воск купцы отдают красивые тонкие ткани,  серебряные и
золотые ожерелья, браслеты, кольца, застежки, подвески, пряжки. Дают также
золотые круглые и  овальные монеты  с  надписями не  такими  прямыми,  как
священные руниры,  но  похожими на  сплетения тонких червей.  Для расчетов
золотая монета удобнее всего, а надпись не имеет значения.


3

     Бревенчатый настил длинной пристани,  сложенный из целых неошкуренных
стволов,  опирался на  лес  свай  из  лиственницы,  которая способна долго
стоять в воде,  не подвергаясь гниению. Для большей устойчивости пристани,
а  также для защиты в случае нападения на настил были навалены кучи камней
и возведены стены из бревен, образующие узлы сопротивления.
     У  пристани  чуть  покачивались три  других  драккара,  собственность
Оттара.  Кожаные  причальные  канаты  были  прикреплены  к  прикованным на
столбах  кольцам,  величиной  с  колесо  телеги.  Другие  борта  заботливо
оттягивались на  якорях,  чтобы  драккары  не  помяло  о  пристань.  Самое
драгоценное достояние викинга - его драккары.
     Умело  направленный кормчим  Эстольдом,  "Дракон"  медленно  и  точно
разворачивался правым бортом. Его ожидали три или четыре десятка викингов.
Они носили полное вооружение.  Одни в  броне с  набедренниками и поножами,
другие в кольчугах с железными юбками,  надетых на кафтаны, сшитые из кожи
бычачьих хребтин;  все  в  простых или в  рогатых шлемах.  Это благородная
тяжесть, она не утомляет викинга.
     Несколько траллсов поймали брошенные канаты  и  осторожно подтягивали
"Дракон". Не дожидаясь, ярл прыгнул на пристань. В боевом вооружении он не
рискнул бы. Между бортом драккара и пристанью оставалось, по крайней мере,
пять шагов. Нет, скорее шесть, чем пять...
     Оттар коснулся как раз крайнего бревна причала и  задержался на  миг.
Казалось,  что он  упадет между пристанью и  драккаром,  но  он переступил
вперед.  Стало очевидным,  что  ярл нарочно задержался на  краю.  Это была
своеобразная шутка,  в духе викингов. А прыжок был не только силен и смел,
он был красив. Однако же это была лишь игра вождя, обдуманно утверждающего