родительницею, печально смотря на башни Владимирские, наследственную
столицу Романову. Туда съехались все верные Бояре, сподвижники их храброго
отца, готовые усердно служить и сыновьям, которые в нежном цвете юности
обещали зрелые плоды мужества, ум необыкновенный, душевное благородство.
   Россияне и чужеземцы с удивлением видели в ничтожном городке двор
блестящий, составленный из витязей и Бояр опытных, особенно уважаемых
Государем Польским.
   Воевода Сендомирский, именем Пакослав, доброжелательствуя Романову
семейству, хотел согласить выгоды оного с выгодами Венгров и Ляхов, бывших
тогда явными врагами за Галич; ездил к Андрею и без труда склонил его к
миру. Положили, чтобы малолетний сын Андреев, Коломан, женился на
малолетней дочери герцога Лешка, Саломее, и княжил в Галиче; чтобы Король
уступил Перемышль Ляхам и чтобы Владимир отдать Даниилу с братом, а
Любачев миротворцу Пакославу. Условия были исполнены: Александра выслали
из Владимирской области, а Владислава, как хищника, заточили. Таким
образом (говорит Летописец) сей гордый Боярин безрассудным честолюбием
погубил себя и детей, коих никто из Князей Российских, оскорбленных его
дерзким самозванством, не хотел призреть.
   Может быть, утомленные смятениями и переменами Галичане
удовольствовались бы тогдашним своим жребием, если бы новое Правительство
Венгерское наблюдало умеренность и справедливость; но Андрей весьма
неблагоразумно вздумал утеснять нашу Церковь. Уже в первый год Коломанова
властвования, в 1214 [году], он писал к папе Иннокентию III, что народ и
Князья Галицкие, подданные Венгрии, испросив себе сына его в Государи,
желают присоединиться к Римской Церкви, единственно с тем условием, чтобы
Папа не отменял их древних обрядов священных и дозволил им отправлять
Богослужение на языке Славянском. Когда же Архиепископ Гранский именем
преемника Иннокентиева, Гонория III, возложил в Галиче венец Королевский
на сына Андреева и Саломею, сей новый Государь, исполняя волю отца и Папы,
изгнал Епископа Российского, Священников наших и хотел обратить всех
жителей в веру латинскую. Народ, уничиженный мятежами, преступлениями и
кознями Бояр запутанный в противоречиях своей системы политической, не
смел восстать на тиранов совести, довольствуясь бесполезными жалобами. К
несчастию Венгров, Андрей поссорился с герцогом Лешком, отнял у него
Перемышль с Любачевом и возбудил в нем столь великую злобу, что он,
вопреки узам крови, искал в России сильных неприятелей зятю. Таковым
представился ему Мстислав Новогородский. "Ты мне брат, - писал Лешко к
сему храброму Князю: - иди прославиться знаменитым подвигом мужества:
Галич, достояние твоих предков, стенает под игом утеснителей". Мстислав,
подобно отцу готовый всегда на дела великие, не отказался от предложения,
столь лестного для его славолюбия.
   В то время как он занимался в древней южной столице воинскими
приготовлениями, тишина Царствовала в пределах Великого Княжения
Владимирского. Константин наслаждался спокойствием подданных и любовию
братьев; не следовал примеру дяди и родителя: не требовал повиновения от
слабейших Князей соседственных и думал, что каждый из них обязан давать
отчет в делах своих единому Богу. Ободренные сею излишнею кротостию, двое
из Владетелей Рязанских дерзнули на гнусное злодеяние.
   Коварный Глеб, при великом Князе Всеволоде, хотевший погубить своих
родственников доносом, условился с братом, Константином Владимировичем,
явно лишить их жизни, чтобы господствовать над всею областию Рязанскою.
Они съехались в поле для общего совета, и Глеб дал им роскошный пир в
шатре своем. Князья, Бояре пили и веселились, не имев ни малейшего
подозрения. Хозяин ласкал, приветствовал беспечных гостей; лицо и голос
злодея не изменяли адской тайне его сердца. В одно мгновение Глеб и
Константин Владимирович извлекают мечи:
   вооруженные слуги и Половцы стремятся в шатер. Начинается
кровопролитие. Ни один из шести несчастных Князей, ни один из верных Бояр
их не мог спастися.
   Утомленные смертоубийством изверги выходят из шатра и спокойно влагают
в ножны мечи свои, дымящиеся кровию. В числе убиенных находился и родной
брат Глебов, добродушный Изяслав.
   [1218 г.] Злодейство было ужасно: еще ужаснее то, что виновники
остались без наказания. Великий Князь Константин-изнуренный, может быть,
недугами - довольствовался сожалением о несчастных; строил церкви,
раздавал милостыню и с восторгом лобызал святые мощи, привозимые к нему из
Греции. Незадолго до кончины своей он послал старшего сына, именем
Василька, княжить в Ростов, а другого, Всеволода, в Ярославль, приказав им
жить согласно, быть во нравах подобными ему, благотворить сиротам,
вдовицам, Духовенству и чтить Георгия как второго отца.
   Константин преставился на 33 году от рождения [2 февраля 1218 г.],
оплакиваемый Боярами, слугами, нищими, Монахами. Хваля его мудрость и
добродетель, Летописец Суздальский говорит, что сей Князь не только читал
многие душеспасительные книги, но и жил по их правилам; был исполнен
Апостольской Веры и столь кроток, что старался не опечалить ни одного
человека, любя делом и словом утешать всякого. - Супруга Константинова
немедленно постриглась над его гробом и, названная Агафиею, чрез два года
кончила дни свои в уединении монастырском.



                                 Глава VI

            ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ГЕОРГИЙ II ВСЕВОЛОДОВИЧ. Г. 1219-1224

   Беспокойства в Новегороде. Великодушие Посадника. Дела церковные. Войны.
Устюг. Новгород Нижний. Освобождение Галича. Неблагоразумие Мстислава.
Происшествия в Ливонии. Мужественный Вячко. Набег Литвы. Слух о Татарах.


   По отбытии Мстислава Новогородцы призвали к себе его двоюродного
племянника, Святослава Мстиславича, из Смоленска. Сей Князь не мог
обуздать своевольства чиновников и народа. Посадник Твердислав, муж,
отличный достоинствами, взяв под стражу какого-то мятежного Боярина,
вооружил против себя многих его друзей и единомышленников. Началось
междоусобие: одни стояли за Твердислава, другие за Боярина; прочие
оставались спокойными зрителями ссоры, которая обратилась в явную войну.
Целую неделю были шумные Веча при звуке колоколов; граждане, надев брони и
шлемы, в исступлении своем обнажили мечи. Напрасно увещевали старцы,
напрасно плакали жены и дети: казалось, что Новогородцы не имели ни