еще такую нелепость, как: "Да будет  свидетелем Небо, то самое Небо, которое
теперь не делает чудес, что мы, вечно изменяющиеся миллионы, позволяем тебе,
также  изменяющемуся, навязывать нам свою волю  или  управлять  нами"!  Мир,
вероятно, мало видел верований, подобных этому.
     
     И  тем не  менее  дело в то  время сложилось  именно  так. Если  бы оно
обстояло  иначе, то  как  различны были бы надежды,  попытки, результаты! Но
Высшая Сила пожелала, чтобы было так, а не иначе. Свобода  по "Общественному
договору"; таково было истинное  евангелие той эпохи. И  все  верили в него,
как верят в благовещениельнули к  нему и опирались на него, бросая вызов Времени и Вечности. Нет, не
улыбайтесь или  улыбайтесь, но только улыбкой,  которая горше слез! Эта вера
была все же лучше той, которую она заменила, лучше веры в вечную Нирванув пищеварительную способность человека; ниже этой веры не может быть никакой
другой.
     Нельзя  сказать,  однако,  что  это  повсюду   господствующее,  повсюду
клянущееся  чувство  надежды  было   единодушным.  Отнюдь  нет.  Время  было
недоброе,   общественное  разложение   близко  и  несомненно;   общественное
возрождение  еще зыбко, трудно и отдаленно,  хотя  даже и  реально. Но  если
время  казалось  недобрым  какому-нибудь  проницательному   наблюдателю,  по
убеждениям своим не примыкавшему ни к одной партии и не принимавшему участия
в их  междоусобной  борьбе,  то  каким невыразимо зловещим  оно должно  было
казаться затуманенному взору  членов роялистской партии! Для них роялизм был
палладиумомкоролевской власти  и  всеталейраннейшего  епископства  уничтожалось  всякое
смиренное  повиновение,  всякое религиозное  верование,  и  судьбы  человека
окутывались вечным мраком!  В фанатичные  сердца  такое  убеждение  западает
глубоко и  побуждает  их, как  мы  видели, к  тайным  заговорам, эмиграциям,
вызывающим войны, к монархическим клубам и к еще большим безумствам.
     мифом об  архангеле Гаврииле, возвестившем о будущем  рождении девой  Марией
Иисуса Христа.
          
     Дух  пророчества,  например,   в  течение   нескольких  веков  считался
исчезнувшим: тем не менее эти недавние времена, как  вообще всякие  недавние
времена, оживляют его  вновь, чтобы в числе многих безумств Франции мы имели
пример  и самого  большого безумства. В отдаленных сельских округах, куда не
проник   еще  свет  философских  учений,  где   неортодоксальное  устройство
духовенства переносит  раздоры к  самому  алтарю и  даже церковные  колокола
переплавляются  на  мелкую монету, складывается  убеждение,  что конец  мира
недалек. Глубокомысленные, желчные старики и особенно старухи дают загадочно
понять,  что они знают то, что знают. Святая Дева, так  долго  молчавшая, не
онемела,  и  поистине теперь, более  чем  когда-либо, для нее  настало время
заговорить. Одна пророчица - к сожалению, небрежные историки не упоминают ни
имени,  ни  положения  ее - говорит  во всеуслышание и  пользуется  доверием
довольно многих. Среди последних и монах-картезианец  Жерль, бедный патриот,
и  член Национального собрания. Подобно пифии  с дико вытаращенными глазами,
она речитативом  завывает о том, что само небо ниспошлет  знамение: появится
мнимое  солнце,  на  котором,  как   говорят  многие,   будет  видна  голова
повешенного Фавра. Слушай, отец Жерль, безмозглая, скудоумная голова, слушай
- все равно ничего не поймешь25.
     Зато  весьма  интересен  "магнетический пергамент"  (velin  magnetique)
д'Озие и Пти-Жана,  двух  членов  парламента  из  Руана.  Почему  оба  они -
кроткий, молодой д'Озие, "воспитанный в вере в католический молитвенник и  в
пергаментные  родословные",  да и  в пергаменты  вообще,  и пожилой  желчный
меланхолик Пти-Жан  - явились в день Петра и Павла  в  Сен-Клу, где охотился
Его  Величество? Почему  они  ждали целый  день  в  прихожих,  на  удивление
перешептывающимся швейцарцам,  ждали  даже  у решеток  после того,  как были
высланы?  Почему  они  отпустили  своих лакеев  в  Париж, словно  собирались
дожидаться  бесконечно? Они привезли  "магнетический  пергамент", на котором
Святая      Дева,     облекшаяся     чудесным     образом     в      покровы
месмериано-калиостро-оккультической философии, внушила им начертать поучения
и предсказания для тяжко страдающего короля. Согласно божественному велению,
они  хотят сегодня же вручить этот пергамент  королю и таким образом  спасти
монархию и  мир.  Непонятная чета видимых существ! Вы как будто люди, и люди
восемнадцатого века,  но ваш  магнетический  пергамент мешает  признать  вас
таковыми.  Скажите,  что  вы вообще  такое?  Так спрашивают капитаны охраны,
спрашивает  мэр  Сен-Клу,  спрашивает, наконец, следственный комитет,  и  не
муниципальный,  а Национального собрания. В течение недель нет определенного
ответа. Наконец  становится ясно,  что истинный ответ  на  этот вопрос может
быть  только  отрицательным.  Идите  же,  фантазеры, с  вашим  магнетическим
пергаментом, идите,  кроткий,  юный  фантазер  и пожилой  меланхолик:  двери
тюрьмы открыты. Едва ли вам придется еще раз председательствовать в Руанской
счетной палате; вы исчезнете бесследно в тюремном мраке26.

        "Глава восьмая. ТОРЖЕСТВЕННЫЙ СОЮЗ И ДОГОВОР"

     Много темных мест  и даже совсем черных пятен появляется на раскаленном
белом пламени  смятенного французского  духа. Здесь -  старухи, заставляющие
клясться  своих десятерых  детей  на новом  евангелии  от  Жан  Жака;  там -
старухи, ищущие  головы  Фавра  на небесном своде  - эти  сверхъестественные
предзнаменования указывают на нечто необычное.
     В самом деле, даже  патриотические дети надежды не  могут отрицать, что
предстоят трудности:  аристократы  эмигрируют, парламенты  тайно,  но весьма
опасно бунтуют (хотя и с веревкой на шее), а самое главное, ощущается  явный
"недостаток  хлеба". Это, разумеется, печально, но не непоправимо для нации,
которая надеется, для  нации, которая переживает  брожение мыслей,  которая,
например, по сигналу флангового, как хорошо обученный полк, поднимает руку и
клянется, устраивая иллюминации, пока каждая деревня, от Арденн до Пиренеев,
не забьет в свой барабан, не принесет своей маленькой присяги и  не озарится
тусклым светом сальных свечей, на несколько сажен прорезывающих ночной мрак!
     Если  же  хлеба  недостает,  то  виноваты  в  этом  не   природа  и  не
Национальное собрание, а только коварство и враждебные народу интриганы. Эти
злостные  люди  из  разряда  подлецов  имеют  возможность  мучить нас,  пока
конституция еще только  составляется. Потерпите, герои-патриоты, а, впрочем,
не лучше ли поискать помощи? Хлеб растет и лежит теперь в снопах или мешках,
но ростовщики и роялистские заговорщики  препятствуют  перевозке его,  чтобы