поликлинике  у  них свои  люди  есть.  Вызнали про вашу ишемию  и точно удар
нанесли. Не рассчитали только, что ваш могучий организм выкарабкается.
     -- Пожалуй, -- погладил переносицу Обалдуев.
     --  А  моя Ирина,  -- окончательно разогрелся  Чудоюдов. --  Сколько же
нужно  было  ей  заплатить,  чтобы  на людях она решилась мне дать в морду?!
Только мафия способна в такой  мере использовать  женщину для  дискредитации
должностного лица!.. А наш, овца усатая,  интеллектуальный радикал... Тут уж
явно использование психотропных препаратов. Вы вдумайтесь:  разве  возможно,
чтобы совершенно нормальный человек за час-два совершенно с ума спятил?!
     И снова  все задумались.  Долго думали, пока Рыбакитин чуть  слышно  не
сказал:
     --  И все же тут что-то другое. Ведь я знал  про  тот колодец и  все же
подошел к нему. Не  хотел на крышку наступать и  наступил. А пленум горкома?
Мне один участник признался: предполагал  в последнем  ряду молча отсидеться
-- а его против  собственной воли на трибуну вынесло, десять минут не помнит
что в микрофон молол... Да и раньше, припомните, в городе хоть изредка, хоть
раз в году, нечто подобное случалось.
     И  компания  в третий  раз задумалась. Очень долго на этот  раз думали.
Чудоюдов, мысленно обозревая прошлое,  три раза свою рюмку  выпивал, наливая
ее доверху. На четвертый, не донеся до рта, поставил на стол.
     -- А, -- хмельным жестом разогнал над столом воздух, -- просто стечение
обстоятельств.
     --  Хороши стечения!  -- сокрушенно вздохнул Обалдуев. -- Один случай с
бывшим директором завода чего стоит.
     -- Не слышал, -- признался Чудоюдов.
     -- Ты на заводе тогда еще не работал, -- пояснил Рыбакитин. -- Директор
одинокий был,  а  квартиру ему пятикомнатную выделили.  Переехал он в нее  и
пропал. День на работе нет, два, три, четыре. В область звонили, в Москву, в
министерство -- не приезжал.  На пятый  день додумались взломать квартиру. И
что ты думаешь? Лежит  директор на полу, вытянувшись между стеной и пианино.
Старинный инструмент, "Беккер", петербургской работы, в полтонны весом -- ни
встать, ни  повернуться.  Мы: "Кто вас так?"  А он: "Ничего не  помню". А  в
квартире, как говорится, никаких следов сопротивления  и  насилия, словно он
вдоль  стены сам  лег  и сам эту громадину к себе придвинул. На следующий же
день   после   вызволения   от  пятикомнатной   квартиры   отказался.   Пока
директорствовал, так и жил в однокомнатной, наравне с рабочим классом.
     -- Дела-а, -- протянул Чудоюдов.
     -- Вот и соображай.
     --  А история  с  распашкой речной поймы?  -- вспомнил Обалдуев. -- Три
года норовили, да так и не распахали. Сначала противился первый секретарь --
сняли.  Потом  мост через  речку обвалился сам по себе. На третий  год  мост
починили,  пустили  трактора,  и  --  пошло-поехало:  у  одного  трансмиссия
полетела, у другого гусеница лопнула. А третий заглох. Тракторист туда, сюда
-- ни с места. Догадались в топливный бак заглянуть, а там натуральная вода,
чуть-чуть соляркой припахивает.
     -- И что же дальше? -- заинтересовался Чудоюдов.
     -- А дальше телеграмма из Москвы: запашку остановить.
     -- А директор универсама Жохов? -- прервал начальника Рыбакитин. -- Дом
двухэтажный себе выстроил и отдал под городской приют.
     -- И в монахи постригся, -- подсказал Обалдуев.
     -- А крест на монастырской колокольне? С начала века его не золотили, а
он как новый горит.
     -- И все это мафия, по-твоему? -- выпучил взгляд на Чудоюдова Обалдуев.
     -- Да вы же сами сказали, что не верите  в небесное сошествие. Я только
вашу мысль развил.
     -- Не верю, да, не  верю, -- ответил Обалдуев и  поправился: -- Хочу не
верить... -- И признался: -- Но не получается.
     -- Судить нас будут, --  вдруг  закручинился Рыбакитин  и  с горя выпил
коньяк.
     --  Судить  --  ладно, отбояримся, -- отмахнулся Обалдуев. -- Вот  что,
если у  Сашки-шофера из рук  руль  вывернется? Как  там  в конце ультиматума
сказано?
     И Чудоюдов блеснул памятью:
     -- "В случае  невыполнения первых четырех пунктов Коллегия оставляет за
собой  право   отстранить  от  власти  Вас  и  Ваших  заместителей.  Способы
отстранения, вплоть до самых скорых и радикальных, по нашему усмотрению".
     --  Вот! -- выдохнул Обалдуев.  --  Это -- главное.  На то, что  я  тут
вначале  наговорил,  наплевать  и забыть. Надо  всерьез о себе  подумать. От
Коллегии этой ничем не откупишься. Это не мафия. Не мафия это!
     В серых, как  ни странно, по-детски  чистых,  наивных глазах  Обалдуева
всплеснулся ужас. Он вдруг нутром  почувствовал всю безысходность положения,
когда привычные земные действия, применяемые против обычных земных напастей,
бессильны  и  когда  верующему  человеку  остается только Богу  молиться,  а
атеисту, забывшему даже про дарвинизм, остается лишь дрожать осиновым листом
в  надежде  на   какой-то  непредвиденный  счастливый  случай.  Чудоюдов  по
молодости своей не сразу углядел животный  страх  начальника,  но Рыбакитин,
проживший  на  свете  без  малого пятьдесят лет, щеками задрожал, смахнул  с
левой  руки сыпанувшие из-под манжеты рубахи  мурашки  и заерзал,  собираясь
поглубже забраться в кресло, словно его вот-вот за пятку укусят.
     -- Что же делать? -- шепотом спросил, покрываясь липким холодным потом.
     И в четвертый раз в комнате повисла тишина.
     -- Переговоры, -- нарушил молчание Чудоюдов.
     -- Непременно, -- отозвался  Рыбакитин. --  Но этого  мало. -- И  снова
заерзал в кресле, выдавливая из  себя леденящий страх, постепенно все больше
и больше становясь самим собой.
     Поуспокоившись, выразился твердо в отношении переговоров:
     -- Это  когда  они к нам явятся. А  пока  нужно действовать так, словно
ничего  не случилось. Словно  у  нас  изначально  планы были патриотические.
Только,  мол, отсталое  древлянское общественное мнение  не позволяло  сразу
реализовать  их. Но в последнее время, дескать, мнение народа изменилось,  и
теперь можно свободно двигаться  по намеченному пути в экономике, и особенно
в  сфере  культуры. Дескать, какая культура -- такая  и экономика. Ты, -- он
строго воззрился на Чудоюдова, -- кончай коньяк глушить,  и  чтобы через три
часа  была готова статья в таком  аспекте.  Утром через газету мы официально
должны заявить о  своей позиции.  Теперь тебе,  -- воззрился на Обалдуева, и
тот в преддверии спасительных  действий не заметил, что  с ним заговорили на
"ты".  --   Ты,  как  только  рассветет,  дуй  к  отцу  Валентину.  Скажешь:
послезавтра  в  полдень  будем  закладывать культурный  центр.  И пусть  поп
организует  все,  как  положено:  молебен,  проповедь  произнесет.  К  месту
закладки от храма крестным ходом двинемся с иконами и прочими причиндалами.