Древлянский краеведческий музей располагался  в храме  Петра  и  Павла,
самом большом  в  городе,  построенном в прошлом веке  на купеческие деньги,
изумлявшем  своим неправославным великолепием, которое  порождало  лукавство
вместо смирения. "Хотелось как  краше, а вышло вона что! --  чесал,  бывало,
затылок купчина Пряхин,  зачинщик строительства. -- Ну да это по первости, а
тамо-тко и попривыкнет глаз".
     Но за сто лет  глаз так и не привык ни  у купца, ни у его потомков. Вид
храма и теперь возбуждал под сердцем что-то  вроде щекотки, отчего не то что
о божественном, но и о мирском не  думалось.  Даже члены различных столичных
комиссий, посещавших Древлянск для  надзора за установленным порядком, люди,
не верящие ни в Бога, ни в атеизм, и те  смущались. Всегда, углядевши  храм,
перстами  в  него  тыкали  и  вопрошали   с  плотоядными  полуулыбочками  на
вздрагивающих  устах:  "А  там  у  вас  что?"  И  когда  им  сообщали:  мол,
культурно-просветительное   учреждение   --   непременно   посещали   музей,
недоверчиво взирали на мамонтовы зубы и бивень, на мечи,  куяки, колонтари и
прочие военные и мирные предметы прошлого и  настоящего, словно выставленное
на стендах  -- внешняя  сторона, а  за ней  кроется нечто  тайно-сладостное.
Директор музея, задерганный  начальственными посещениями,  умолял переселить
музей, но его просьбы отклоняли:  дескать, пребывание музея в храме -- залог
сохранности жемчужины архитектуры.
     Взойдя  на  паперть и вступив  в музей, Федор Федорович по  многолетней
привычке глянул на городовую опись 1860 года в серебряной багетовой раме над
головой вахтерши,  вязавшей  на спицах нечто рыжее. Опись  гласила,  что  во
второй половине XIX века  в Древлянске числилось: дворян -- 340, духовенства
-- 427 человек,  купцов --  2475, мещан  -- 9720, военных -- 1014, постоялых
дворов --  35,  гостиниц и трактиров  -- 37, харчевен -- 9, кабаков  --  14,
винных погребов --  10, лавок --  339, церквей  -- 25, часовен  -- 4, училищ
духовных -- 2, гражданских училищ -- 2, больниц -- 2, богаделен -- 2.
     Комментария к  описи не было, и только  уж самые  въедливые да дотошные
посетители  догадывались  дворян,   духовенство,  купцов,  военных  и  мещан
сложить, выясняя, что  13 976 горожанам против нынешних  100 000 жилось не в
пример лучше.
     Федор Федорович уж  было намеревался шмыгнуть мимо  описи в свою дверь,
но  вахтерша,  не  прерывая вязания,  буркнула: "Вас  ждут",  и от  стенда с
географической картой родного края  к Федору Федоровичу  шагнул человек  лет
пятидесяти,  в  сером  костюме,  с зонтиком-тростью,  в чеховском  пенсне  с
ленточкой, с седоватой каштановой шевелюрой, усами и бородкой клинышком, кои
в прошлом веке нашивали интеллигенты.
     -- Честь имею  представиться, -- не торопясь выговорил мягким тенорком,
--   действительный   статский  советник  Дмитрий   Васильевич  Чапельников,
некоторым  образом  в  прошлые  времена  здешний  городской  голова.  --  И,
переложив зонтик из правой в левую руку, протянул ладонь.
     -- Научный сотрудник  музея  Федор  Федорович Протасов,  --  по инерции
ответил Федор Федорович, аккуратно выговорив "вич", и тоже протянул руку.
     В какой-то  миг в голове  мелькнуло, что  ладонь посетителя должна быть
ужасно  холодной,  как  и положено  мертвецу,  но  она неожиданно  оказалась
теплой, даже чуть влажной,  и ощущение вполне живой плоти  тут же успокоило.
Правда,  в  виске  постукивало,  а  верхняя  губа  раз-другой  непроизвольно
дернулась, но все же Федор  Федорович держал себя  молодцом, будто ежедневно
запросто беседовал с людьми из прошлого. Ровным голосом спросил:
     -- Чем могу служить?  -- и тут только поразился своему спокойствию:  по
всем  правилам ему  бы  в обморок упасть, а он стоит.  Но  словно бы не сам.
Будто  бы его какая-то сила поддерживает, водит его руками,  двигает языком,
щеки растягивает  в улыбке. И все это не насильно,  а так,  как он  делал бы
сам.
     Угадав его мысли, посетитель предупредил:
     --  Не беспокойтесь, милостивый государь.  Это  первый  контакт.  Через
минуту вы станете самостоятельным.
     И Федор Федорович почувствовал, как  добрая, но  чужая сила  исходит из
него и он с каждой секундой становится самим собой.
     -- Действительно, -- сказал, поведя плечом. -- Так чем все же обязан?
     -- Может быть, пройдем в ваш кабинет? -- предложил Чапельников.
     -- Прошу, -- указал направление Федор Федорович.
     Пока  они  двигались  к  кабинету,  Федор Федорович искоса  внимательно
оглядел  посетителя и решил, что  тот так себе,  уж больно росточком мал, не
представительный.  Из русской литературы или  еще из  чего, несмотря на свою
профессию, он  имел иное представление о действительных статских советниках:
они должны быть непременно высокими,  толстыми и обязательно дураками в  том
смысле, что с  апломбом пересказывали мысли  чинов  остальных высших классов
Табели о рангах.
     Но в закутке,  гордо  именуемом  кабинетом, мнение Федора Федоровича  о
Чапельникове постепенно стало меняться. Началось с  того, что  тот, усевшись
на стул,  сделался неотличим от крупного Федора  Федоровича. А когда, еще не
приступая к беседе, Федор  Федорович  повнимательнее вгляделся в серые глаза
действительного статского советника,  прежнее  представление вовсе  исчезло.
Взгляд у Чапельникова был тверд,  покоен и излучал мысль,  еще не сказанную,
но наверняка собственную, --  у людей,  изрекающих чужие мысли, как приметил
Федор Федорович, глаза были пусты.
     -- Слушаю вас, -- сказал Федор Федорович.
     --  Я  к вам,  милейший  Федор  Федорович,  -- начал Чапельников, -- по
поручению Коллегии древлянских воевод, городничих и городских голов.
     --  Разве  существует такая?  -- первое, что пришло  в  голову, спросил
Федор Федорович.
     -- Вы же сами читали наш ультиматум.
     -- Читал. Только не верится.
     --  И  зря,  --  улыбнулся   Чапельников.  --   Коллегия  существует  с
семнадцатого  века.  После  Смутного  времени,  перед   воцарением   Михаила
Федоровича, решено было ее создать.
     -- Кем? -- не удержался Федор Федорович.
     --  Атеисту это  понять, мягко  выражаясь, трудно, --  опять усмехнулся
Чапельников. -- Скажу так: решено светлой силой.
     И Федор Федорович обиделся:
     -- Атеисту -- возможно, но я, ваше превосходительство, Богу молюсь.
     -- Знаю, знаю, -- движением руки остановил его Чапельников.  -- Сегодня
вы  от  сердца  молились.  Но   сегодня  ваша  вера,   так  сказать,  только
проклюнулась.  Поверьте, вам еще только предстоит  постичь широту  и глубину
Православия. Кто в море не тонул да детей не рожал -- тот Богу не маливался.
     -- Выходит, мне рожать и тонуть предстоит?
     -- Это, Федор Федорович, поговорка. А  тонуть, рожать... -- Чапельников
на секунду  задумался.  Поправив  пенсне, закончил:  --  Видимо, ваша судьба