необычна.
     И  Федор Федорович  присмирел. Тут же поверив действительному статскому
советнику, он мягко спросил:
     -- Вы православный?
     -- Там, -- глянул Чапельников на потолок, -- несколько иные понятия. Но
в переводе на земной язык -- да, я православный христианин.
     И Федор Федорович  окончательно поверил Чапельникову. Малая скованность
оставила его. Глубоко вздохнув, он расправил плечи.
     -- Вы, -- напомнил, -- о Коллегии говорили.
     --  Простите,  -- спохватился Чапельников. --  Так  вот, с семнадцатого
века  и  по  сию пору  Коллегия,  говоря по-современному, была анализирующим
органом.  Мы активно почти не вмешивались  в  древлянскую жизнь, предпочитая
естественное ее развитие. Теперь же принцип деятельности Коллегии изменился.
Видите  ли,  милейший  Федор  Федорович,  в  России люди  утратили  духовное
измерение  вещей  и   жизни,  судят  по  своему  собственному  интересу,  по
навязанному им трафарету или же по внешней видимости. Люди слепо ненавидят и
слепо  преклоняются. В партийных пристрастиях  они извращают  все постановки
вопросов, забывая, в  чем  цель человеческой жизни и  какие  средства и пути
ведут к ней. Я понятно излагаю?
     -- Да, -- кивнул Федор Федорович.
     --  Так вот,  катастрофа,  разразившаяся в нашей  истории и  с тех  пор
угрожающая и  другим  странам, произошла оттого,  что на  протяжении  многих
десятилетий, слагающихся  по  совокупности  в века, в  душах меркла духовная
очевидность,  то  есть  верное  восприятие  и переживание  великих  духовных
предметов -- Откровения, истины,  добра, красоты,  права. Соответствующие им
духовные  лучи,  исходящие свыше,  воспринимались человеческими  душами  все
неувереннее, слабее, беспомощнее, а так как природа не терпит пустоты, на их
место водворялись безблагодатные, или противобожеские, вымыслы человеческого
рассудка, ложные теории, зло, уродство, безвкусие и бесправие. Так произошла
катастрофа. Теперь  же зло восстало во всем своем неистовстве. Злые и ложные
химеры, по  мнению  Коллегии, теперь способны вызвать уже необратимый слепой
пафос, злую одержимость, неистовый и гибельный фанатизм. Это  означает,  что
мы должны срочно вступить на новый путь.
     -- Кто "мы"? -- спросил Федор Федорович.
     -- Прошу прощения --  увлекся,  -- тряхнул бородкой Чапельников. -- Под
"мы" я подразумеваю лично вас и Древлянск.
     -- Меня?!
     -- Именно вас. По мнению Коллегии, вы обладаете подходящими душевными и
волевыми   качествами,   чувством  исторической   традиции.  И   древлянские
сограждане тоже. У вас есть все, чтобы признать несостоятельность теперешних
духовных позиций и приступить к обновлению русского духовного опыта.
     -- Вы что  же, --  не утерпел Федор Федорович,  -- хотите меня игуменом
сделать, а Древлянск превратить в монастырь?
     --  Об этом позже, -- поднял палец действительный статский советник. --
О монастыре же вы зря. Духовный  опыт не привилегия только монахов, но смысл
жизни народа. Древлянск же, по выводам Коллегии, сейчас -- то место на Руси,
откуда возможен исход светлого.
     -- Возрождение благодати Божией? -- не понял Федор Федорович.
     -- Благодать возрождать не нужно.  Она была и есть. Ее надобно заново и
навечно воспринять. Иначе -- мировая катастрофа. Великая блудница грядет.
     -- А нас все больше коммунизмом пугают.
     --  Словоблудие это,  --  отмахнулся Чапельников.  --  Просто коммунизм
превратили в  религию, а нужно было его всего-навсего воспринимать как есть,
как   социально-экономический   уклад,   который   еще  предстоит   пережить
человечеству.  Православие же на все уклады одно. Без него ни  рабовладение,
ни  феодализм,  ни  капитализм,   ни  тем  более  коммунизм  немыслимы.  Без
Православия ничего  бы не  было и вообще  ничего не будет. Религия наша, как
теперь выражаются, гарант развития, стержень,  на ней держится народ. Она --
на  все  случаи  истории.  Без  нее  история   закончится,  ибо  прекратится
совершенствование человеческих душ. Тогда -- торжество великой блудницы.
     -- Фашизм? -- опять не понял Федор Федорович.
     --  Фашизм,  сударь,  по сравнению  с грядущим  -- цветочки... Ну да мы
отклонились от темы. Итак, вы согласны со сказанным мной?
     -- Вы  вот  упомянули  о  моих  душевных и  волевых качествах, -- потер
переносицу Федор Федорович.
     -- О них Коллегия знает наверняка. Вы же только ответьте:  согласны или
нет? В вашем сердце нет протеста?
     И Федор Федорович  задумался, подперев рукой подбородок,  глядя в стол.
Секунду ли, час ли думал  -- время вроде остановилось. Самому же показалось,
что ответил сразу:
     --  Протеста  нет.  Скажу  больше:  я  обдумывал  подобное.  Но  только
неконкретно, расплывчато. Понимаете, мысли, мысли, а воссоединить их не мог.
Какая-то бесконечная разработка без выводов. Понимаете? Все вокруг да около,
как говорится. Так что протеста нет. Но скажу откровенно: никак не  возьму в
толк,  зачем  вам, ваше превосходительство, мое мнение?  Знаете, все  как-то
странно.  Вы  --  там, -- Федор Федорович по примеру  Чапельникова  глянул в
потолок, --  я  --  здесь. А потом,  ведь я  человек  маленький. Вы  даже не
представляете,  какое  место я занимаю  в  нашем  обществе. Если  бы  теперь
существовала Табель о рангах, в ней для  меня и места бы не нашлось. Ведь  у
меня никаких  прав,  одна лишь зарплата. Гоголь,  Николай Васильевич, даже и
предположить не мог, что  когда-нибудь в России появятся такие люди. Я один,
один как перст, мне даже кухарка не по карману. Ну что из того, что я с вами
согласен и в сердце моем протеста нет?
     Федор Федорович  говорил громче и  громче, монолог его  становился  все
яростней.  Получалось, будто он не Чапельникову жаловался, а сам  себя корил
за свою мизерную общественную значимость.  Словно  бы криком  своим  пытался
доказать сам себе то, что нередко сварливые жены доказывают мужьям: дескать,
ты, такой-рассякой, жизнь мне заел,  молодая была, дура, эх,  знала бы -- за
Ваньку Петрова вышла!
     Слушал-слушал Чапельников Федора Федоровича да и поднял руку:
     --  Стоп.  Это,  милостивый  государь, нервы.  Вернее  --  естественная
реакция  на наш с вами контакт. Я ведь, Федор Федорович, в известном  смысле
все же не человек. Так что прошу простить. А теперь слушайте.
     И Федор Федорович тут же стал спокойным, будто только что и не кричал.
     --  Вы кооператив "Арканзас" знаете? -- спросил Чапельников. -- Вам  не
трудно будет завтра в оный кооператив явиться часиков эдак в пять?
     -- В семнадцать? -- уточнил Федор Федорович.
     -- Именно.
     -- Не трудно.
     --  В  таком  случае разрешите откланяться. -- Действительный  статский