Наступила  пауза.  За  ней  последовало  новое  постукивание. Жадно слушая и
внимательно  считая  удары,  она нашла одну букву, другую, третью. Три буквы
составили  слово.  Затем она составила по буквам еще одно слово. "Кто вы?" -
спрашивал сосед.
     Как  ему  ответить? Конечно, тем же способом. Она выстукивает свое имя,
и они обмениваются еще несколькими фразами.
     Любезный  сосед  учит  ее  шифру,  очень  простому  и удобному, и с его
помощью после небольшой практики разговор ведется легко и быстро.
     С  помощью этого слухового языка сотни умных и тонко чувствующих людей,
оставаясь  невидимыми  и  навсегда  разделенными,  беседуют  друг  с другом,
обмениваясь  своими  мыслями.  Лишенные  неумолимой  жестокостью  тюремщиков
человеческого  общества,  своих друзей и близких, осужденные жить и страдать
в  полном  безмолвии, подобном безмолвию смерти, они обращаются к окружающим
их  стенам,  немым свидетелям их одиночества, сообщают им свои думы, делятся
своим  горем.  Камни  и  железо более отзывчивы и милосердны, нежели люди, и
они  передают  их  мысли и чувства другим таким же страдальцам. Заключенных,
уличенных  в  постукивании,  строго  карают  за  нарушение  тюремных правил,
требующих  мертвого  молчания. Но стены - добрые, верные друзья, они никогда
не  изменят, они влекут к себе, и узники приникают к ним, чтобы освободиться
от  одиночества  и  в  беседе  с  невидимыми  друзьями сбросить с души бремя
горестей.
     Нельзя  наказывать  всех нарушителей гробового молчания: никакой карцер
всех  не  вместит.  Их  так  много, что властям поневоле приходится смотреть
сквозь  пальцы  на  эти  проступки.  В  России  нет  ни  одной  тюрьмы,  где
заключенные  не  общались  бы между собой посредством постукивания, а в Доме
предварительного заключения перестукиваются больше, чем где-либо.
     Номер  Тридцать  девять  быстро  освоилась  со  странной и своеобразной
жизнью  тюрьмы  и  почти  уже  подружилась с людьми, о существовании которых
узнавала  лишь  по ритмическому стуку в стену. Но общие страдания и общность
взглядов  заменяют  здесь  менее умозрительные отношения, и нередко в тюрьме
устанавливаются  связи,  длящиеся  потом всю жизнь. Говорят, любовь не знает
преград.  Для  любви  не  существует и тюремщиков. Бывали случаи, когда люди
влюблялись друг в друга через тюремные стены.
     Номер  Тридцать  девять  была  способная ученица и вскоре стала всецело
разделять  воззрения,  чувства,  восторженный  идеализм нового мира, который
перед  нею  раскрывался  благодаря  царской  полиции.  Никогда  еще  молодая
девушка  не жила такой полной жизнью. Прежде, увлеченная почти исключительно
своими  научными  занятиями,  она  испытывала  к  освободительному  движению
молчаливое  сочувствие,  основанное на более или менее смутных идеях. Теперь
она  уже  все  понимает. Она узнала страдания своих товарищей по несчастью и
сблизилась  с ними душой. Она видит, как преданны они своему делу, как верят
в  будущее.  И теперь, как пылкая новообращенная, она радуется тому, что и у
нее достаточно сил, чтобы страдать и бороться.
     Но   в   то   же  время  она  испытывает  глубокую  печаль.  Перед  нею
раскрывается  вся  жизнь  ее  незримых  братьев  и сестер, и эта жизнь полна
мрака,  горестей  и  нечеловеческих мук. Судьбы этих людей не похожи одна на
другую.   Одни  узники  сидят  только  по  подозрению,  другие  -  настоящие
революционеры и известные пропагандисты.
     Ее  сосед  по  камере,  номер  Сорок,  серьезно  скомпрометирован.  Его
схватили  на  месте  преступления,  переодетого  крестьянином,  с  фальшивым
паспортом,  при  ведении  революционной  пропаганды.  Он  богатый  помещик и
мировой судья и, наверно, будет приговорен к долгосрочной каторге.
     Такой  же строгий приговор грозит номеру Шестьдесят восемь. Это молодая
девушка,  высокообразованная,  из  дворянской  семьи.  Она  окончила  курс в
Цюрихском  университете  и,  вернувшись  в  Россию,  поступила  работать  на
московскую   бумагопрядильную   фабрику.   Ее  арестовали  по  подозрению  в
сношениях   с  революционерами,  так  как  в  ее  сундучке  было  обнаружено
несколько   нелегальных  брошюр;  один  рабочий,  запуганный  полицией,  дал
показания,  будто  он  слышал,  как  девушка читала вслух одну из брошюр его
товарищам.   Читателю   может   показаться,   что   это  не  очень  страшное
преступление,  но  для  царской  полиции  вполне  достаточное, чтобы осудить
девушку и, по всей вероятности, тоже приговорить ее к долгосрочной каторге.
     Но  эти  двое  еще наиболее счастливые. Они хоть знают, какая судьба их
ожидает,   -  преимущество,  которого  лишены  многие  их  товарищи.  Номеру
Девятнадцать,  например,  находящемуся  в  камере  нижнего  этажа, вообще не
предъявлено  никакого обвинения. Брошюра, обнаруженная у него полицией, была
слишком   пустячной,   чтобы   обладание   ею   могло   рассматриваться  как
преступление.  Но  под тем предлогом, что он друг номера Сорок, его держат в
тюрьме  уже  два  с  половиной  года. Обвинение против номера Шестьдесят три
такое  же необоснованное. Его вина заключается в том, что он однажды приехал
в  имение  человека,  арестованного  за ведение революционной пропаганды. Ни
один  из  крестьян,  с  которыми  ему  устроили очную ставку, не дал никаких
показаний  против  него.  Однако  прокурор  был  "внутренне  убежден"  в его
виновности, и он теперь уже третий год сидит в тюрьме     ______________
     арестованным в 1873 году в Твери. (Примеч. Степняка-Кравчинского.)

     Он  еще  совсем  молодой  человек,  но заточение серьезно пошатнуло его
здоровье.
     Номер  Двадцать  один,  живущий  в камере на верхнем этаже, находится в
еще  более  тяжелом  положении.  У  него чахотка, и смертельный недуг быстро
разрушает  его  силы.  Он  был  в  дружбе с одним известным пропагандистом и
несколько  раз  посещал  нелегальные  политические собрания социалистов. Уже
два  года,  как  он каждый день ждет освобождения. Но он покинет свою тесную
каморку  только для еще более тесной могилы - последнего и надежного убежища
всех угнетенных     ______________
     Вознесенский. (Примеч. Степняка-Кравчинского.)

     Всю  ночь напролет номер Тридцать девять слышит глухой кашель больного,
и ее сердце надрывается от горя и жалости.
     Но  ее  сосед  справа  причиняет ей еще более острую боль, даже больше,
чем  боль,  -  страх  и  ужас.  Это  женщина. Ее постукивания столь быстры и
странны, даже бессвязны, что девушка долгое время не могла ее понять.
     "Не  доверяйте  Сороковому!  -  выстукивала  ее  соседка. - Он шпион. И
Двадцать  первый  тоже шпион. Их посадили сюда нарочно, чтобы вынудить у нас
признания.  Они  приходят в мою камеру по ночам, когда я сплю. Они вставляют
мне  трубку  в  ухо,  выкачивают  все  мои  мысли,  чтобы  потом показать их