всей  России  разнесся  крик возмущения. А правительство - какую позицию оно
заняло?  Обещало назначить расследование катастрофы и наказать преступников?
Ничуть не бывало. Оно издало тайный циркуляр:
     "19  августа  1882  года.  -  По  поводу  несчастья на Курской железной
дороге   появились   статьи,  заключающие  необоснованные  обвинения  против
отдельных   чинов   ведомства   министерства   путей  сообщения.  Дальнейшее
появление  подобных  статей,  имеющих  агитационный  характер, может вызвать
применение строжайших административных карательных мер".
     Таким  путем  правительство  запретило  родным  и  близким пострадавших
требовать  наказания  виновников  их  горя  или даже высказать свое мнение о
мерах предупреждения в будущем подобных катастроф.
     На   этом   я   хочу  кончить.  Приведенные  мной  примеры  чрезвычайно
характерны.   Они   показывают   тенденции   политического   курса  царского
правительства   и   разоблачают   бесчестные  нравы  бюрократической  машины
деспотизма.  Печать  рассматривается  как  чуждая и, по существу, враждебная
сила;  ее  терпят  только  потому,  что  невозможно  совершенно  уничтожить.
Политика  министерства  в  отношении  печати продиктована самым ограниченным
умом,  самым  казенным духом. Как только вопрос начинает привлекать всеобщий
интерес,  его  обсуждение  запрещается.  Гласность,  дискуссия,  откровенное
высказывание  мыслей  вселяют  правительству смертельный ужас. Если даже оно
предпринимает  какие-то  неуверенные  шаги к прогрессу или решает попытаться
провести  ту  или  другую  реформу,  то прежде всего спешит запретить всякое
обсуждение  их  в  печати.  Все  должно  быть  сделано  в  тиши министерских
кабинетов.  Но  человеческую  мысль нелегко заковать. Истерзанная гонениями,
притеснениями,  обвинениями  и  предостережениями,  находящаяся  под угрозой
целого   арсенала   наказаний   и  взысканий,  печать,  общественное  мнение
прибегает  к  оружию слабых и отвечает на силу хитростью. Между писателями и
читателями   заключается   тайное   согласие.   Создается   иносказательный,
эзоповский  язык, заключающий в себе намеки, недомолвки, оговорки и условные
фразы.  Так  идеи, изгнанные нашими правителями, передаются от ума к уму, из
уст в уста.


x x x

     Это  совершенно  неопровержимый  факт,  что  русская  печать  почти вся
вольнолюбивая   и  антиправительственная  или  была  такой,  пока  в  России
существовала  печать.  Даже  сам  Катков  не попытается это отрицать. Органы
реакции  можно  пересчитать по пальцам одной руки. Большинство русских газет
либо  открыто либеральны, либо искусно маневрируют, то подобострастны, чтобы
спастись  от  цензуры,  то  оппозиционны, дабы не растерять своих читателей.
Столкновение    между    оппозиционными   тенденциями   русской   печати   и
бюрократическим  обскурантизмом  быстро  ведет к развязке, которая неизбежно
окажется  роковой  для слабейшей стороны. История этой войны, если можно это
назвать  войной,  ибо  одна  сторона  едва ли может оказывать сопротивление,
представляет три последующие фазы.
     Губернская  печать  пострадала в первую очередь. Так как она находилась
под  предварительной  цензурой,  властям  приходилось лишь потуже затягивать
петлю,  чтобы окончательно ее удушить. Провинциальные газеты, разумеется, не
пользуются  столь  широкой  известностью  и  большим влиянием, как столичная
печать,  они имеют меньше читателей, и поэтому с ними можно не церемониться.
Но  скажу без преувеличения, что, хотя им и не хватает литературного блеска,
губернские   газеты  -  это  самая  отзывчивая  часть  нашей  печати,  самая
преданная  общественным  интересам  и благоденствию народа. Но петербургские
чиновники  отнюдь  не  были расположены предоставлять им широкий простор для
полезной  деятельности.  Против  них  был  вызван призрак сепаратизма, и они
стали  первыми  жертвами  реакции.  Их  гибель происходила легко и тихо, без
излишнего шума и почти завершилась незадолго до смерти Александра II.
     Понадобилось   всего  лишь  шепнуть  два  слова  цензорам,  и  началась
расправа.  Одна  за  другой  лучшие  губернские  газеты,  вконец  измученные
непрестанными  неприятностями,  придирками  и  притеснениями,  отказались от
борьбы.   Закрытие   газет  официальным  циркуляром  оказывалось  совершенно
излишним  -  так  они  были задерганы административными распоряжениями, одно
невозможнее   и   нелепее  другого.  Общественно-политическим  газетам  было
предписано  строго избегать обсуждения внутриполитических проблем; журналам,
основанным  со  специальной  целью  защищать интересы еврейского населения и
содействовать  идее слияния двух народов, было запрещено касаться еврейского
вопроса и т.д. и т.п.
     Приемы  чиновников  иногда  были  отмечены своеобразным мрачным юмором.
Так,  например,  специальным цензором одной несносной для властей газеты был
назначен  человек,  проживающий в другом конце империи. Приходилось посылать
ему   все  гранки  статей,  комментариев  и  известий  до  их  печатания.  В
результате  газета, с которой сыграли столь скверную шутку, могла выходить в
свет  лишь через десять - пятнадцать дней после других газет того же города.
Ни  одна газета, печатающая сообщения двухнедельной давности, разумеется, не
может   долго   просуществовать.   Для   изданий,  подвергавшихся  подобному
обращению,  борьба  была  настолько  бессмысленна,  что  они  и  не пытались
продлевать  свою  жизнь.  Но  так  как  никто  не  мог сказать, что они были
закрыты  властями, то не было ни скандала, ни "возбуждения умов"; просто еще
один несчастный умер естественной смертью - вот и все.
     Таким     путем     скончались    новочеркасский    "Донской    голос",
"Волжско-Камская  газета",  тифлисский  "Обзор". Им было предложено посылать
свои  гранки  не  местным  цензорам,  как  обычно,  а  цензурному комитету в
Москву,  а  такая  пересылка продолжается туда и обратно: из Новочеркасска -
семь  дней,  с  Камы - десять - двенадцать дней, из Тифлиса - двадцать дней.
Первые  две  газеты  и  не  пытались  не  выполнять  требований властей и не
выходили  в  свет.  Но  Николадзе,  издатель "Обзора", чтобы сохранить право
издания,  которое  истекает,  если не используется в течение года, выпускает
свою  газету  каждый  январь.  "Обзор",  вероятно,  единственная  ежедневная
газета во всем мире, выходящая один раз в год.
     Однако  было бы ошибкой полагать, что Управление по делам печати строго
придерживается  буквы  закона.  Создается  такое  впечатление, что описанные
мной  приемы  применяются  из  какого-то  злобного озорства, совсем так, как
кошка  терзает  мышь,  прежде  чем  нанести  ей  последний  удар.  Ибо, если
администрации  вдруг  заблагорассудится,  она  не останавливается перед тем,
чтобы   одним   взмахом   пера   закрыть  газету,  хотя  она  находится  под
предварительной  цензурой и поэтому не несет ответственности перед властями.
Так   были   закрыты  "Киевский  телеграф",  одесская  "Правда",  смоленский
"Вестник".  Тифлисская  "Фаланга"  была  запрещена  потому,  что представила
цензору  рисунок, показавшийся ему опасным и неподходящим для опубликования!