журнала  вопрос  о  недостаточности  крестьянских  земельных  наделов еще за
десять  лет  до  решения  его  правительством.  Червинский  и  Трирогов тоже
тщательно   исследовали   эту   проблему  и  обратили  внимание  властей  на
необходимость   принятия   срочных   мер.   Хорошо   известно,   что  только
социалистическая   пропаганда   и  неуклонное  обнищание  крестьянских  масс
заставили    наконец    правительство    действовать.   Земельная   проблема
обсуждалась,  пусть  даже в совершенно недостаточной степени, в соответствии
с  предложениями  "Отечественных  записок",  которые правительство с тех пор
успело закрыть.
     Вопросы   об   изменении   податной   системы,  о  выкупах  наделов,  о
переселенцах   тоже  исчерпывающе  разбирались  в  "Отечественных  записках"
задолго  до  того,  как  они  рассматривались  в  комитетах Лорис-Меликова и
Игнатьева.  Меры для спасения от полного разорения так называемых чиншевиков
были  приняты  благодаря  статьям  Котелянского, который первый обрисовал их
тяжелое,  бесправное положение. Еще более поразительным примером воздействия
печати  является  отмена солевого налога, тоже в значительной мере благодаря
усилиям  "Отечественных  записок".  После  прихода к власти Лорис-Меликова в
журнале  появилась  серия  статей Леонида Черняева, в которых он убедительно
показал  неразумность  политики  обложения солевым налогом, тяжелым бременем
ложившимся  на  плечи  трудового  люда.  Новый  диктатор, желая ознаменовать
начало   своей   государственной  деятельности  милостивым  жестом,  отменил
ненавистный налог.
     Профессор  Янжул  в  своих статьях о фабричном законе в Англии требовал
неотложного  принятия  мер  для  упорядочения  женского  и детского труда на
русских  фабриках.  Правительство  издало  соответствующий закон и назначило
Янжула фабричным инспектором Московской губернии.
     Короче   говоря,   нет   ни  одной  важной  области  народной  жизни  -
землевладения,  промыслов,  податной  системы,  -  которая не обсуждалась бы
специалистами  в  "Отечественных  записках".  Ибо среди авторов журнала были
люди  не  только  теоретически  изучавшие эти проблемы, но и воочию видевшие
порядки,  которые  хотели  изменить,  и  зло, которое хотели уничтожить. Это
придавало   журналу  огромный  авторитет,  и  редакции  удалось  привлечь  к
сотрудничеству   самых   блестящих  и  образованных  людей  своего  времени,
одержимых   страстным   желанием   просвещать   широкие   круги  общества  и
способствовать осуществлению насущных интересов народа.
     Однако  "Отечественные  записки",  прекрасное,  бесценное  издание, без
предупреждения  были  сокрушены  росчерком  министерского  пера, их полезная
деятельность  прекращена;  всю  группу  благородных, вдохновенных писателей,
собравшихся  вокруг них, разогнали и заставили молчать. Почему? В циркуляре,
сопровождавшем  указ  о  закрытии  журнала,  была  указана следующая причина
зловещей   меры:   "Отечественные   записки",  мол,  подрывной  орган  вроде
"Народной  воли",  выходящей  с полным пренебрежением цензуры. Многие авторы
журнала   связаны  с  революционными  сообществами,  а  два  члена  редакции
политически скомпрометированы.
     Несуразность  обвинений  очевидна,  особенно  если учесть, что из почти
ста   авторов   ни   один  не  подвергался  преследованиям  за  политические
преступления.
     Но   обратимся  к  главному  обвинению,  предъявленному  "Отечественным
запискам",  так  как оно может показаться более серьезным. Циркуляр министра
обвиняет  "Отечественные  записки", как и всю свободомыслящую печать, в том,
что  они  несут  ответственность за печальные события последних лет, то есть
за  политические  убийства  и другие террористические акты, и в том, что они
защищают  теории,  ничем  не отличающиеся от теорий подпольной революционной
печати,  перенимают  у  нее  методы  толкования событий, подражают ее тону и
литературному стилю.
     Читатель  помнит,  что  всего несколько лет назад царское правительство
громогласно    провозгласило,    что    революционная   партия   пополняется
исключительно  только  малограмотными юнцами, бывшими студентами, людьми без
будущего.  Теперь  власти  открыто  обвиняют  либеральную  печать,  что  она
перешла  на  сторону  врага  со  всем оружием и боеприпасами. Значение этого
факта,   если   это   действительно  так,  невозможно  переоценить,  хотя  в
благоразумии  этого  признания  позволительно сомневаться. Ибо в сегодняшней
России,  так  же  как  в предреволюционной Франции, все, что есть в обществе
самого  просвещенного,  умного,  одаренного  и ценного, можно найти только в
рядах   вольнолюбивой   оппозиции.   У   реакции   одни   лишь  бездарности.
Единственные  талантливые  люди,  которых она закрепила за собой в последнее
десятилетие,   -   Достоевский   в  художественной  литературе  и  Катков  в
журналистике  -  оба  ренегаты  революционного  дела. Достоевский был прежде
социалистом  и десять лет пробыл на каторге за принадлежность к петрашевцам;
Катков  в  свои  прежние  и  лучшие  годы  привлек  всеобщее внимание пылкой
защитой  конституции  по английскому образцу. Даже Суворин и другие, меньшие
светила  реакции  когда-то  паслись  на  пажитях  либерализма.  Но, не желая
искажать  факты и противоречить истине, даже в кажущихся интересах партии, к
которой  принадлежу,  я  должен  сказать:  как  бы  сильна ни была оппозиция
русской  печати к правительству, она не является революционной силой, она не
осознала еще всего значения революционных идей.


x x x

     Все,   кто   знакомы   с   нашей  литературой,  согласятся,  что  самой
характерной  и примечательной ее чертой являются не разрушительные идеи. Она
не   использует   свое   влияние,   чтобы   добиться  преобразования  нашего
политического  строя.  Цензор  неуклонно  преграждает  путь  всяким попыткам
пропаганды  подрывных  идей,  да и наши писатели и публицисты политически не
подготовлены  к  тому,  чтобы  делать  такие  попытки.  Правда,  ими владеют
высокие  помыслы  и  благородные стремления, но их побуждения неопределенны,
стремления  неясны  и не направлены острым видением и решительной волей. Они
как  паровоз  без  рельсов - его ход неустойчив, он беспрестанно набегает на
преграды, и под конец его поглощают зыбучие пески.
     Самая  прекрасная  черта  русской литературы, то, что придает ей совсем
особенное  значение,  -  это  ее  глубочайший  демократизм, ее великодушное,
бескорыстное   сочувствие  страданиям  простых  людей.  Большинство  русских
журналов   посвящают   свои  статьи  и  очерки  насущным  интересам  народа,
облегчению   его   участи.   Крестьянин,   его  горести,  его  нужды  -  вот
злободневная  тема  нашей  публицистики.  И  это не преходящее поветрие. Так
продолжается  уже  более  тридцати  лет.  Если же обратимся к художественной
литературе,  то  нельзя  не  изумиться,  сколь  разительно она отличается от
изящной   словесности   в   других  странах.  В  любой  западной  литературе
изображение  жизни  простых  людей  представляет  лишь  редкое  исключение и