как компания "бурно растет", как если бы программному обеспечению
требовалось традиционное корпоративное управление в избытке насыщенное
бизнес-планами и закосневшей бюрократией. Если все это было правдой то,
что это говорило о хакерской мечте, которая говорила о компьютере, как о
модели поведения, которая бы могла улучшить и обогатить нашу жизнь? Это
был моральный кризис, который настиг всех основоположников этой индустрии,
начинавших свое дело с мыслью, что магическая технология, которую они
могут продемонстрировать всем остальным, сделает их бизнес чем-то
необычным. Массовый маркетинг - громада которого неясно обрисовывалась
впереди было как всемогущее толкиеновское кольцо: можно ли его схватить,
но не поддаться его влиянию? Можно ли было сохранить идеализм, который
присутствовал в их миссии? Мог ли дух хакерства пережить успех в
программной индустрии?
   Кен был этим озабочен: "Когда я работал вместе с Диком, я сильно спорил
с ним по поводу работы с восьми до пяти (что сильно отличалось от
свободного хакерского режима). Теперь же мне нужен был штат программистов,
который бы работал с восьми до пяти. Это было, примерно, то же самое, как
необходимость хиппи стать капиталистом или чем-то подобным. Я думаю, что
здесь было достаточно много программистов, которые считали, что они
находятся в рабстве. Типа Джона Харриса. Когда он появился здесь, это был
открытый дом; моя дверь была все время открыта. Он мог войти, и мы могли
поговорить о способах программирования. У меня было для них место. Мы
никогда не оговаривали бизнес контрактами - они нам были не нужны. Если мы
друг другу не доверяли, то нам не следовало работать вместе. Теперь все
изменилось. Я не знал теперь, в чем состоит моя цель. Я не знал, по какому
пути мне надо было вести компанию. В какой-то мере, пригласив Дика на
работу, я расписался в собственном неумении. Была неуверенность, которая
меня беспокоила, и я не знал, поступаю ли я правильно или неправильно.
   Необъяснимые вещи продолжали тем временем происходить. Одним из них был
инцидент в офисе у программистов. Молодой человек работал во внеурочное
время, рисуя на компьютере картинки для затянувшейся с выпуском игры
"Темный кристалл". Он работал в компании почти с самого начала, и вот
однажды он отодвинул в сторону графический планшет, начал кричать, кидать
все, что было под рукой, в стены, срывать постеры, размахивать длинным
ножом перед молодой женщиной, которая трассировала после него картинки и
замерла в ужасе от происходящего. Затем он схватил набивную игрушку и в
ярости начал ее колоть ножом, разрывая в клочья, а ее содержимое начало
летать по крошечному кабинету. Программисты из следующей комнаты вынуждены
были вмешаться и остановить его, и молодой человек тихо ожидал до тех пор,
пока его спокойно не увели оттуда. Все его объяснения свелись к тому, что
он просто сорвался.
   Хакер Джефф Стефенсон, работавший над секретным проектом IBM (также за
пределами рабочего расписания), выражал всеобщее опустошение: "Я не знаю,
кто собирался управлять компанией, но это точно не были не авторы, которых
я считал за "хлеб и масло" - основу всего в этой компании. Позиция
компании была такова: 'Ну, вот ты, Джон Харрис - кому ты нужен?'. Он был
нам нужен. Этот человек заработал гору денег для этой компании. Но они,
похоже, считали, что если они затейливо упакуют товар и приклеят на него
замечательные этикетки, то он будет продан в любом случае".
   Джон Харрис тоже отмечал это. Разговорчивый дизайнер игр, который
написал две из самых популярных программ в истории микрокомпьютеров
разрывался между лояльностью к компании и отвращением, из-за того, что
Хакерская Этика в компании полностью игнорировалась. Харрису не очень
нравился тот факт, что имена авторов не появлялись на коробках с новым
программным обеспечением, и ему очень не понравилось, когда он сказал об
этом Дику, а Дик ответил: "Погоди с этим вопросом, пока мы все не сделаем,
и, кстати, когда ты доделаешь для нас следующую игру?". По сравнению с
веселыми деньками летнего лагеря это была большая разница. Харрис считал,
что время, когда все могли забросить работу и начать проказничать, типа
прийти в Гексагон Хауз и переставить в доме все вверх ногами, включая
мебель - это были лучшие дни в On-Line. Все кто работал, чувствовали себя
счастливее и работали упорнее, потому что это была компания, в которой
было весело работать.
   Джон Харрис был также раздосадован тем, что, по его мнению, компания
начинает отступать от стандартов высокого искусства. Джон воспринимал как
личную обиду, если компания выпускала игру, которая была в каком либо
месте ущербна. Он был абсолютно шокирован версиями Jawbreaker 2 для Atari
и Apple. Его раздражало то, что эти игры были официальными сиквелами той
игры, которую он создал, но Джон бы об этом никогда не упомянул, если бы
игры были сделаны отменно. К сожалению, это было не так. Улыбающиеся
"лица" были слишком велики, а окончания желобов, откуда "лица" появлялись
и исчезали, были закрыты. Джон возмущался снижением качества. Он
чувствовал, что и в самом деле, новые игры On-Line были не такими хорошими.
   Но возможно самым худшим во всем этом было то, сам Джона был обеспокоен
тем, что Кен Вильямс и его компания никогда не отдавали должного уважения
тому, что в уме Джона Харриса было неоспоримым, а именно - величию Atari
800. Он имел жесткую привязанность к этой машине. Джон с печалью заключил,
что для On-Line, Atari всегда была на втором плане после Apple. Даже после
полного провала с Frogger-ом, когда версия игры Джона для Atari была
произведением искусства, а версия для Apple была полным дерьмом, Кен все
еще не воспринимал Atari всерьез. Это угнетало Харриса настолько сильно,
что он даже решил покинуть On-Line в пользу компании, которая разделяет
его взгляды на Atari.
   Это было не легко. В On-Line к Харрису относились хорошо. У него был
дом, уважение, к нему приходили журналисты из People, чтобы взять у него
интервью, был полноприводный пикап, проекционный телевизор, солидный
банковский счет, и после всех этих мучений во Фресно и в Club Med, у Джона
Харриса наконец-то появилась девушка.
   На собрании любителей фантастики он натолкнулся на девушку, с которой
он когда-то встречался в Сан Диего. Она изменилась с того момента, когда
он оценил ее "как выглядящую классно", - вспоминал Джон. "Она сбросила вес
и скорректировала нос". Теперь она была актрисой и танцевала танец живота
где-то в Лос-Анжелесе. "И ее даже просили танцевать этот танец", - как
объяснял Джон, - "в самых престижных заведениях в Голливуде. В Сан-Диего,
она, как правило, появлялась в чьей-нибудь компании, но в этот раз с ней
никого не было. Она проявляла больше внимания ко мне, чем кто-либо еще. Мы
провели девятнадцать из следующих двадцати четырех часов вместе". Он часто
провожал ее с собраний любителей фантастики. Она осталась в его доме на
несколько недель, и он ездил к ней в Л.А. на свидания.
   Они начали вести разговоры о свадьбе. На Джона Харриса свалилось