здесь намерение наблюдать за морисками  вблизи,  среди  народа,  где  святой
трибунал должен был иметь многочисленных шпионов. Слуги его  с  тем  большей
горячностью ухватились за эту мысль, что число жертв среди евреев  ежедневно
уменьшалось и их приходилось отыскивать среди  морисков.  В  самом  деле,  я
докажу, что ни человечность, ни какой другой мотив подобного рода не входили
в виды страшного трибунала; для этой цели я расскажу происшествие следующего
1530 года.
     II. Я выбрал эту историю из многих других и  пользуюсь  извлечением  из
подлинного  процесса.  Я  должен  особо  отметить  достоверность,  чтобы  не
оставалось никакого сомнения в огромном злоупотреблении, которое делалось из
тайны в среде инквизиторов, в видах обойти самые уставы  святого  трибунала,
римские буллы, государственные законы и правительственные приказы,  а  также
указы главного инквизитора и верховного совета.
     III. 8 декабря 1528 года некая  Катарина,  прислуга  Педро  Фернандеса,
управляющего графа де Бенавенте, донесла на одного  мориска  по  имени  Хуан
Медина,  медника,  жителя  местечка  Бенавенте,  уроженца  Сеговии,  старика
семидесяти  одного  года.  Она  сказала,  что  около  1510  года,  то   есть
восемнадцать лет назад, она жила в течение года и пяти недель в том же доме,
где жил и оговоренный с Педро, Луисом и Беатрисой де Медина, своими  детьми,
и с другим Педро, своим зятем. Она заметила, что ни Хуан, ни его дети не ели
никогда свинины и воздерживались от  употребления  вина;  они  мыли  ноги  и
туловище по субботам и воскресеньям, по обычаю мавров.  Она  прибавила,  что
видела, как делал это Хуан, и никогда не видала за этим занятием его  детей,
потому что они запирались в комнате для мытья.
     IV. Безо всякого осведомления и  других  улик  инквизиторы  Вальядолида
потребовали 7 сентября 1529 года, чтобы Хуан предоставил себя в распоряжение
трибунала. 24 и 25 сентября они поставили ему обычные  общие  вопросы.  Хуан
заявил, что крестился в 1502 году, в эпоху изгнания  мавров,  и  не  помнит,
чтобы он совершал  или  видел,  как  совершают  другие,  предписания  закона
Магомета.
     V.  28  сентября  прокурор  представил  свой  обвинительный  акт.  Хуан
признавал в своем ответе, что он никогда не ел свиного мяса и не  пил  вина,
может быть, потому, что он крестился в сорокапятилетнем  возрасте,  не  имел
никакого желания есть свинину и пить вино и не хотел заводить  эту  привычку
после того, как  столь  продолжительное  время  обходился  без  нее;  равным
образом достоверно, что он по  субботам  вечером  и  по  воскресеньям  утром
мылся, потому что это заставляло его делать ремесло медника; тот, кто придал
дурной смысл всем этим действиям, конечно, виновен в преступном намерении.
     VI. Инквизиторы допустили  улику  в  деяниях  и  30  сентября  сообщили
меднику результат, который был не что  иное,  как  самый  донос.  Обвиняемый
защищался теми же доводами, которые приводил раньше. Он установил анкету  из
пяти статей. Первые две клонились к  доказательству  его  католичества,  три
других - к оправданию  отвода  обозначенных  лиц,  среди  них  и  доносчицы,
которая была прачкой и стала, по  его  словам,  его  заклятым  врагом  после
сильной ссоры между ними, вследствие  которой  он  перестал  отдавать  ей  в
стирку белье; кроме того, она пользовалась дурной репутацией и  вообще  было
известно, что она имеет привычку обманывать и лгать.  Он  назвал  нескольких
лиц, могущих доказать правду его пяти статей. Но инквизиторы, узнав, что они
принадлежат к новохристианам, отказались их допрашивать  об  основательности
отвода со стороны оговоренного. Они приняли это решение, хотя немного ранее,
а именно 31 мая того же  года,  верховный  совет  предписал  противоположную
меру.
     VII. Нужно, однако, сказать, что правило совета  было  новым  средством
нападения,  направленным  против  обвиняемых,  вместо  того  чтобы  быть  им
благоприятным. Оно гласило, что будут  выслушиваться  свидетели,  намеченные
обвиняемым, чтобы доказать справедливость отвода с его стороны, и также  те,
кого он отведет, если они не давали показаний на предварительном  следствии.
Это решение было  принято,  поскольку  предполагалось,  что  раз  обвиняемый
поименовывает или отводит свидетелей, они, вероятно,  имеют  нечто  показать
против него. Вот истинный мотив  этого  воображаемого  милосердия,  хвастать
которым стоило так мало. Эта мера была  возобновлена  верховным  советом  16
июня 1531 года под тем же видом мнимого интереса и благосклонного  отношения
к обвиняемым.
     VIII. 1 октября было разрешено Хуану вернуться в Бенавенте; этот  город
и его территорию ему назначили местом ссылки.  Он  доказал  через  показания
шести свидетелей, что его поступки и обычное поведение были такими же, как у
хорошего католика. Но он потерпел неудачу в отводе  доносчиков,  потому  что
свидетели, намеченные им, не были допрошены.
     IX. 18 марта 1530 года было  постановлено,  что  Хуану  будет  угрожать
пытка и что поэтому он будет заключен в  застенок.  Если  он  признает  себя
еретиком,  следует  пересмотреть  процесс,  а  если  будет  упорствовать   в
отрицании всего, то должен быть наказан лишь легким денежным штрафом. Он был
вызван на суд вторично и получил приказание  отправиться  в  тюрьму  святого
трибунала. 31 августа страшная угроза пытки была приведена в исполнение. Для
того чтобы ее действие сделать более верным,  с  него  сняли  всю  одежду  и
привязали к кобыле [484]. Почтенный старец сохранил твердость и заявил,  что
не может сказать ничего другого, не солгав, и  что  все,  что  он  прибавит,
будет вырвано у него страхом мучений. Его удалили из этого места страданий и
заключили в тюрьму. Наконец он был оттуда выведен,  чтобы  18  декабря  1530
года появиться на публичном аутодафе со свечой в  руке.  Он  услышал  чтение
своего приговора, гласившего, что он освобожден от суда, но  что  инквизиция
присуждает его к уплате четырех дукатов судебных издержек  за  подозрение  в
ереси, к которой он был всегда предрасположен.
     X.  Сущность  и   способ   этого   судопроизводства   устрашают   своей
несправедливостью, и воображение не может представить себе суда,  схожего  с
этим. Инквизиторы нарушили в этом случае все свои уставы. Но они  умерли,  и
никто не заподозрил их в несправедливости.  Хорошо  было  бы,  если  бы  эта
неполитическая тайна была предосторожностью, редко употребляемою.  Но  когда
вспомнишь о почти бесчисленном множестве жертв инквизиции, можно ли  думать,
что злоупотребление тайною не было частым? 17 декабря  1537  года  верховный
совет постановил, что мориски не будут предаваться пытке, чтобы вынудить  их
признаться в воздержании от  вина  и  свиного  мяса,  если  не  было  других
поступков,  за  которые  было  бы   позволительно   подвергать   их   пытке.
Противопоставим этой позорной картине  людской  несправедливости  любопытный
акт чистосердечия и правосудия.


       Статья пятая

МЕРЫ, ПРИНЯТЫЕ ДЛЯ ОБРАЩЕНИЯ МАВРОВ И МОРИСКОВ