XIX. Кажется, избранными представителями стали советники  Кастилии  дон
Мануэль  де  Лардисабаль  Урибе  и  дон  Себастьян  де  Торрес  и  советники
инквизиции дон Хосе Амарилья и  дон  Антонио  Галарса.  Вчетвером  они  были
способны провести реформу, которая если и не избавила бы  от  всех  зол,  то
многих помогла бы избегнуть. Лардисабаль  и  Торрес  были  членами  собрания
испанских нотаблей в Байонне в 1808 году. Они сами и их  коллеги,  дон  Хосе
Хоакин Колон де Ларреатеги и дон Игнасио  Мартинес  де  Вильела,  поддержали
заявление советника инквизиции  дона  Раймундо  Этенарда  Салинаса,  где  он
просил, чтобы трибунал инквизиции не был отменен, но выражал  общее  мнение,
что  трибуналу  надлежало  в  методах  судопроизводства  следовать   примеру
епископов и церковных  судов  доинквизиционного  периода.  По  своей  натуре
инквизиторы Амарилья и Галарса были людьми добродушными и  человеколюбивыми,
их коллеги Этенард и Эвиа-Норьега были образованны и имели большой жизненный
опыт. Если ими владело искреннее желание помочь  своими  познаниями  в  этом
деле, не было разногласия  между  тем,  что  они  постановили  в  Мадриде  и
соглашением в Байонне.
     XX. Между тем господин дон Франсиско Хавьер-де-Мьер-и-Кампильо, великий
инквизитор и епископ Альмерии, обнародовал в  Мадриде  5  апреля  1815  года
эдикт, гласящий следующее: "Все с ужасом наблюдали быстрые успехи неверия  и
пугающее падение нравов,  заразившее  испанскую  землю.  Как  устыдились  бы
благочестивые и ревнующие о вере отцы наши, видя, что  заблуждения  и  новые
опасные учения, столь бесславно погубившие большую часть Европы, заражают их
милую родину... но для ее исцеления, да не будет [инквизитор] как  апостолы,
которые в порыве усердия просили Иисуса Христа послать с неба дождь огненный
на Самарию, но пусть следует мягкости  Учителя  и  кротости  духа  его.  Эти
качества, конечно, неведомы желающим видеть, что великий  инквизитор  начнет
исполнение своих обязанностей с огнем и мечом в руках, извергая проклятья  и
анафемы как единственное средство, чтобы сохранить в чистоте сокровище  веры
и задушить семена дурного. Эти семена принесла толпа безнравственных  евреев
и сектантов, которые обильно рассыпали их по земле нашей  и  тем  осквернили
ее, вкупе с губительной свободой писать, распространять и  печатать  разного
рода заблуждения. Вследствие этого пусть все признающие за собой вину  перед
инквизицией добровольно сознаются до  конца  этого  года  и  получат  тайное
прощение без какого-либо наказания. Кроме этого, приказывается  доносить  на
лиц, замеченных в догматических заблуждениях, и пусть  исповедники  призовут
кающихся к тому же, всеми средствами убеждая их в полезности такого  деяния,
ибо только так можно избежать опасности обличения и преследования со стороны
трибунала веры".
     XXI. Вот эдикт, который, взятый отдельно, сделал бы честь его  авторам,
если бы с самого возникновения инквизиции опыт не показывал, что  за  такими
ласковыми и  безобидными  речами  следуют  страшные  клеветнические  доносы,
рожденные ненавистью, злым  умыслом,  обидой,  местью,  завистью  и  другими
человеческими страстями.
     XXII. Эдикт господина великого инквизитора заслуживает внимания  в  той
его части, где в нем говорится, что Испанию наводнили новые опасные  учения,
от которых бесславно погибла большая часть Европы. В этой  фразе,  очевидно,
имеется в виду основное  стремление  всех  цивилизованных  народов,  которые
хотели, хотят (и совершенно справедливо будут  хотеть,  ибо  просвещение  не
идет вспять)  отменить  все  формы  деспотического  правления  и  установить
конституционную монархию, где  права  человека,  гражданина,  короля  и  его
народа будут провозглашены и  гарантированы  и  общественный  порядок  будет
основан на законности, где монарх будет почитаем всеми как защитник  прав  и
свобод личности, покровительствующий (не на словах, а на  деле,  и  хорошими
постановлениями)  наукам  и   ремеслам,   промышленности   и   мануфактурам,
искусствам, сельскому хозяйству и торговле. Эдикт не иначе как ссылается  на
политические учения, породившие это всеобщее желание, по-другому, признаюсь,
я его не понимаю, однако не вижу причин называть их новыми и опасными.  Если
же мои предположения верны, испанцам, желающим блага своей родине,  горестно
видеть, как инквизиция, едва возродившись, уже берется (под видом следования
духу Иисуса Христа) судить,  не  имея  на  это  никакого  права,  чуждые  ее
полномочиям политические учения, смешивая их с религиозными  и  желая  таким
образом все держать под своим контролем. Безотрадно  видеть,  как  готовятся
новые ловушки для тех, кто может опрометчиво  высказать  нормальное  желание
иметь  конституцию.  Такой  человек  будет  судим   как   ярый   еретик   за
догматическое заблуждение, осужденное якобы  еще  в  апостольских  посланиях
Петра и Павла. Святые апостолы завещали подчиняться любому  кесарю,  даже  и
недоброму, не из-за боязни наказания, а по долгу совести: но разве  осуждали
они законное желание жить под управлением и на основах хорошей конституции?
     XXIII. Также примечателен тот факт,  что,  единожды  определив  их  как
новые и опасные учения, которые заразили Испанию в последнее время, господин
великий инквизитор осудил только те грехи, которые приписываются французской
армии, а вовсе не те, которые на самом деле  были  любимы  и  практиковались
некоторыми  испанскими  священниками,  участниками  войны.  Хотя   последние
напрямую подлежат его осуждению как противоречащие букве и еще более -  духу
учения Христова. Мне кажется излишним упоминать их здесь, чтобы уверить моих
читателей в том, что инквизиция после реставрации  ничем  не  отличалась  от
инквизиции до  упразднения.  Так,  если  та  инквизиция  разрешала  хождение
сочинений, допускающих цареубийство, признающих за папой косвенные, а  также
и  прямые  полномочия  лишать  престола  королей  и   распоряжаться   в   их
государствах, в то же время запрещая и осуждая  книги,  поддерживающие  идею
приоритета королевской и  мирской  судебной  власти  над  внешней  церковной
властью в имущественных делах, касающихся Церкви, клириков и  их  судов,  то
новая инквизиция  начала  с  осуждения  теории,  в  которой  говорится,  что
подданные - это не рабы и  не  стадо  животных  для  продажи,  но  граждане,
составляющие тело нации, глава которой - король. Сама же она  распространяла
следующие вредоносные идеи:
     XXIV. Первое. Любого француза, находящегося в Испании, будь  то  солдат
или гражданское лицо, разрешено убить независимо от  обстоятельств  и  любым
способом, ибо все они враги родины, защита которой должна быть превыше  всех
соображений.
     Второе. Следуя  тому  же  принципу,  разрешено  убить  любого  испанца,
принадлежащего партии подчинения власти захватчиков, заклейменного прозвищем
офранцуженный.
     Третье. Также дозволено отбирать у таких  испанцев  деньги,  имущество,
плоды их земли и даже поджигать их хлеба, виноградники, оливковые  и  другие
деревья.
     Четвертое. Разрешается нарушать клятву верности, данную  в  присутствии
Святых  Даров  безо  всяких  мысленных  оговорок,  а  лишь  по   внутреннему
убеждению, что это единственное средство уберечь Испанию от раздробления  на
отдельные государства, от  поджогов  селений,  грабежей  домов  и  разорения