преспокойно беседует с заведомой потаскушкой. Затем еще  потому,  что  я
предпочитаю быть обязанным отменой смертной казни  его  капризу,  нежели
светским интригам. Теперь я понимаю  моего  благодетеля  Ланна.  Он  был
далек от мысли подшутить надо мной. Мне на собственной  шкуре  надлежало
испытать, что для света имеет значение только удача или неудача, а  сама
идея как таковая - лишь в той мере, в какой она представляет для каждого
шансы на успех. Я думал, что знаю это.  Но  по-настоящему  узнал  только
сейчас. И вместе с тем я постиг, что гораздо  больше  смысла  в  прихоти
монарха, чем во всех ученых, газетных и партийных спорах".
   Он встретился со взглядом рейхсканцлера, в нем было прямое  указание.
Терра всем своим  видом  ответил,  что  намерен  искать  решения  у  его
источника; намерен либо подчинить себе случай, либо пасть его жертвой.
   Ланна принял это к сведению и  с  веселым  видом  отважился  помешать
высочайшей беседе. Он попросил у его величества  милостивого  разрешения
Представить  ему  еще  нескольких  лиц;  и  хотя  столько   ртов   жадно
раскрывалось по-рыбьи, чтобы схватить наживку,  столько  страждущих  лиц
тянулось к нему, Ланна вытащил одного Тассе. Его  шайка  последовала  за
ним без приглашения.
   Его  величество  далеко  не   милостиво   готовился   к   встрече   с
пангерманским союзом в  лице  его  второго  председателя,  который  имел
несчастье разлучить его  с  красавицей  Швертмейер.  Тассе  сразу  начал
куролесить. Он едва дал Ланна время назвать его имя, считая, что  оно  и
без того известно; затем представил сам:
   - Господина генерала фон Гекерота мы взяли себе первым председателем,
а вот это, ваше величество, наш коллега Пильниц.
   - Не собираетесь ли вы представлять  мне  и  моего  обер-адмирала?  -
оборвал  его  император.  -  Господа  генералы,  добрейший  Гекерот,  не
суйтесь, пожалуйста, в мою политику, она отнюдь вас не касается.
   - Ну, да вы, господа, знакомы, - заметил Тассе, после чего  император
обратился за помощью к Ланна, Ланна в ответ  на  обиженную  мину  своего
повелителя поднял глаза к небу. Но  против  Тассе  бессильно  было  даже
небо.
   Генерал фон Гекерот долго скрежетал, пока его челюсти  разжались.  Он
заявил,  что  только  "поддает  пару",  но  его  возражение  было   явно
неубедительным. Опять  прилив  крови  к  лицу  и  скрежет.  Тогда  Тассе
пустился в объяснения, хотя к нему никто не обращался, - "зависть Англии
к нашей  торговле,  соглашение  превратит  нас  в  ландскнехтов",  -  он
полностью  повторял  свою  речь  о  флоте,  и  удержать  его   не   было
возможности.
   Император принюхивался; он давно бы повернулся  спиной,  если  бы  не
запах! Вдруг он резко прервал Тассе:
   - А вы видели хоть один корабль? Вы знаете, где бакборт?
   Тассе молчал зло и тупо, обер-адмирал тщетно подсказывал  ему  ответ.
Император презрительно рассмеялся, опять втянул носом  запах  йодоформа,
сказал: "Ну, желаю вам поправиться", и с этими словами отошел. Все, кого
угнетал Тассе, тоже расхохотались, и заразительнее всех  Ланна.  За  это
Тассе наградил его взглядом, говорившим:  "Мы  еще  посчитаемся",  после
чего рейхсканцлер немедленно оборвал смех.
   Тассе воспользовался  паузой,  пересек  дорогу  императору  и  сказал
доверительно, только для него и для стоявших вблизи:
   - Я, правда, не знаю, где бакборт, но зато я  хорошо  знаю,  что  вы,
ваше величество, тайком завели шашни с царем .
   Оцепенение. Даже император не нашелся что сказать и снова обернулся к
рейхсканцлеру. Тот, бледный, как призрак, искал опоры, но под  руку  ему
попался только  стакан  вина.  Значит,  шайке  была  известна  секретная
переписка! Чего только она не знала! И этого проклятого Тассе Ланна  сам
представил императору, надеясь, что он потопит себя!
   "Плохо твое дело", - мимикой показал ему Тассе, пока император глядел
в сторону. Когда он снова повернул голову, Тассе  ухмыльнулся  и  лукаво
произнес:
   - Ваше величество, что, если об этом услышат англичане? То-то  у  них
глаза рогом полезут.
   - Что вы сказали? - Император смеялся, но на этот раз весело.  -  Как
это вы сказали?
   - Ну,  я  сказал,  что  у  них  глаза  рогом  полезут.  -  Тассе  был
воплощенное добродушие. Он невозмутимо смотрел, как  император  смеется,
чуть не с завыванием, и как все общество  до  колик  потешается  на  его
счет. Ланна, который не смеялся, познал противника во всем его  величии;
противник был слишком уверен в  своем  превосходстве  и  готов  бы  даже
поступиться его избытком!
   Император похлопал Тассе по плечу.
   - Вы человек по мне. - И обращаясь к Ланна: - Ну,  Леопольд,  как  же
быть? Пожалуй, он может снять с вас бремя ответственности? Тайны ваши он
все равно уже разведал.
   Ланна ответил весело и с достоинством, что готов  нести  бремя,  пока
его величеству не будет угодно освободить его,  -  меж  тем  как  Тассе,
чувствуя на плече высочайшую руку, кичился своим смирением.
   Безоблачно настроенный император удостоил кое-кого разговором.
   - Ну-с, Бербериц, иудейский согражданин? Швертмейер, вы опять  что-то
украли? Гаунфест, меня вам  не  обольстить.  -  Одновременно  с  шутками
сыпались и милости. - Напомните мне, Флеше, господину  Швертмейеру  надо
дать орден. Или лучше браслет госпоже Швертмейер.
   А память какая! Он наизусть прочел молодому Шеллену какую-то газетную
статью. Все дивились. Все были под  обаянием,  дамы  очарованы,  мужчины
ошеломлены. Каждому он прямо смотрел в  глаза:  попирая  мою  внутреннюю
свободу, - как чувствовал каждый. Но каждый трепеща подавлял в себе  это
чувство. А вслед ему шептал: "Вот это личность!"  И  дальше  уже  другие
подвергались воздействию царственного ока, и еще другие могли любоваться
гогенцоллернским профилем ,  линии  которого,  уходя  назад,
приближались к полукругу.
   - Вот это личность! - сладостный трепет. Император обернулся.  -  Ну,
Гаунфест, тенор, как дела? В следующую  поездку  на  север  беру  вас  с
собой, будете воспевать вечернюю звезду.
   - Незакатное величие северной звезды, -  опустив  веки,  благоговейно
выдохнул Гаунфест.
   - И стихи сочиняете, Гаунфест? Конкурируете с Флеше? Но что с вами? -
Флеше тоже стыдливо прикрыл глаза. - Вид у вас обоих  такой,  словно  вы
только что обручились.
   Генерал и  ротмистр  растроганно  молчали,  пока  император  смеялся.
Смеялся он благодушна.