возложить ее на рейхсканцлера. Можно ли оставить в интимном кругу, когда
все разойдутся, даму с такой репутацией, как у  Швертмейер?  Как  верный
слуга моего повелителя я должен считаться с обстоятельствами.
   - Твои обстоятельства мне известны, Флеше. От  тебя  я  не  избавлюсь
никогда. Не тронь меня, и я тебя оставлю в покое.
   Господин протянул руку. Слуга, согнувшись под прямым углом, облобызал
ее.
   Они отошли от двери. Мангольфу и Терра было ясно, что тем, кто слышал
этот  разговор,  лучше  всего  поскорее  исчезнуть.  Они  обошли  вокруг
лежащего на полу Ланна и скрылись за портьерой. Из гостиной в это  время
уже входила Альтгот.  От  испуга  у  нее  захватило  дыхание.  Сохраняя,
несмотря ни на что, присутствие духа, она поспешила  закрыть  дверь,  но
старуха Иерихов все же успела проскользнуть в комнату.
   - Дорогая, этого никто не  должен  видеть!  -  сказала  она  и  стала
разглядывать лежащего. - Особенно его величество! Его  величество  любит
здоровых. К обморокам он  относится  неблагосклонно...  Но  что  же  это
такое?
   Альтгот опустилась на колени подле больного.
   - Он опять слишком много  ел,  -  сказала  она.  -  Госпожа  Иерихов,
пожалуйста, не кричите и придержите дверь, чтобы не  влезла  Фишер!  Она
ведь, конечно, подслушивает. Помогите, его необходимо перенести ко мне в
спальню.
   Но старуха Иерихов только подавала советы.
   - Знаете что, дорогая! Есть только одно верное средство, это -  чтобы
помолилась Кипке. Правда, она живет далеко, на Папештрассе,  но  за  ней
можно послать. Помогает и корень мандрагоры. Купите  у  Тица,  пятьдесят
пфеннигов, с притертой пробкой.
   Не находя помощи извне, Альтгот обрела всю силу  в  любви.  Как  Эдит
Лебединая Шея на поле сражения при Гастингсе ,  она  подняла
возлюбленного с ковра и, не пошатнувшись, унесла его за портьеру.  Терра
и Мангольф при ее приближении проскользнули в следующую  комнату,  затем
дальше еще через несколько комнат, до выхода на лестницу.
   Многие из гостей все еще  не  решались  удалиться,  боясь  что-нибудь
упустить. Его величество остается в интимном кружке приближенных, тут уж
ничего не  поделаешь!  Да,  но  Швертмейер?  Измученные  лица,  безумное
напряжение последних часов в  истомленных,  но  все  же  ищущих  чего-то
взглядах.
   - Господин Шеллен! - Граф Гаунфест звал его  снимать  собравшихся.  -
Можно и мне тоже сняться? Его величество изволил меня сегодня  отметить.
Как? Только его величество с женихом и невестой? И с  членами  семьи?  А
госпожа Швертмейер тоже член семьи?
   Сквозь толпу взбунтовавшихся рабов друзья прорвались разными  путями.
Скорей накинуть шубы, и прочь, каждый сам по себе, даже не  подав  вида,
что их связывают чужие тайны.

ГЛАВА III

Система Ланна

   Новые тяжелые испытания в жизни Мангольфа: Толлебен обскакал его, и -
что всего хуже - на сей раз окончательно.  Толлебен  брал  теперь  такие
препятствия, на которых какой-то Мангольф неминуемо сломал бы себе  шею.
Он - зять Ланна, этим дурак побивал талантливого соперника. К  чему  все
эти с трудом завоеванные позиции, к  чему  победа  над  людьми,  которые
скорее склонны презирать его? А ведь Мангольф  умудрился  внушить  страх
даже самому Ланна! Более того - обратил на себя внимание императора. Все
ни к чему. Широкая спина встала  перед  ним,  и  Мангольф  отодвинут  на
второй план: никогда  уж  ему  не  оспаривать  высшего  государственного
поста. Чем больше успехов позади, тем сильнее радуют всех его неудачи.
   Внешне он был  спокоен,  жизнерадостен,  только  порой  невысказанные
угрозы омрачали его лицо: это была его манера  встречать  удары  судьбы.
Наедине с собой он переживал обычные приступы  отвращения,  ненависти  к
себе, страстного желания положить всему конец. Всю жизнь он  приносил  в
жертву разум -  чтобы  теперь  быть  поверженным  во  прах!  "Я  мог  бы
прославить свое имя как мыслитель. Ведь в конце концов управлять страной
государственного деятеля учит тот же мыслитель. Это еще  не  упущено.  Я
ухожу со сцены. При том, что мне известно, я опубликую такие  материалы,
что меня сейчас же привлекут обратно, да еще с повышением.  Я,  пожалуй,
сделаюсь статс-секретарем даже раньше канцлерского зятя". И вслед  затем
реакция,  невыносимая  тоска,  вплоть  до  бестолковых  поисков  старого
револьвера.
   Другое  дело  на  людях,  здесь  его  линия   поведения   диктовалась
обстоятельствами.  Каково  отношение  Толлебена   к   флоту?   Мангольфу
достаточно было вполне правдиво отвечать на вопросы Тассе и его  друзей.
Толлебен? Прусский юнкер. Они ведь слышали, что говорит о флоте  ландрат
Иерихов? Кстати, если они  полагают,  что  сам  Ланна  искренно...  Нет,
Мангольф признался, что Ланна не разгадаешь; именно это больше  всего  и
раздражало единомышленников Мангольфа.
   Со  своими  коллегами  из  высших  правительственных  сфер   помощник
статс-секретаря мог говорить прямо. Они, как и он, учитывали  опасность,
какую   представляет   зять   рейхсканцлера.   Опять   династия    вроде
бисмарковской!  Та  еще  у  всех   в   памяти.   Но   втолкуйте-ка   это
парламентариям!
   Там Мангольф наталкивался на равнодушие, и могло ли оно удивить  его?
Группа воротил, преследующих собственные корыстные цели,  распространяла
свое  влияние  внепарламентскими  путями.  Монарх   сам   выбирал   себе
советчиков, а успех  рейхсканцлера  зависел  от  того,  удастся  ли  ему
настроить монарха в пользу могущественных воротил.  Император  же  видел
назначение рейхсканцлера в том, чтобы водить этих господ за нос.  Такова
система, и менять ее нет оснований.
   Мангольфу приходилось напоминать депутатам, что в их программу входит
требование  парламентского  режима.  Они   возражали,   что   в   период
блистательного расцвета нечего думать о бурях и катаклизмах.  Во  всяком
случае, все, что есть в системе отсталого,  Ланна  либо  смягчает,  либо
даже устраняет. Благодаря Ланна мы,  можно  сказать,  шагаем  в  ногу  с
современностью! Он внес в систему легкость, подвижность, даже  отказ  от
устаревшей строгости нравов. Итак, это была его система - система Ланна.
Дела шли нехудо, пусть так идут и дальше. Зять в качестве преемника? Что
ж, и это не плохо.
   Так наступил  день  свадьбы.  Он  миновал.  Чета  Мангольф  сидела  в