Геслинги могли бы взять его с собой.  Но  перед  ним  они  прикидываются
тихонями, - поэтому ему хочется пойти туда с Бальрихом;  деньги  у  него
есть, решительно заявил он и стал позвякивать в кармане монетами.
   Бальрих  ответил  ему  категорическим  отказом.  Неужели  же  ему  не
интересно? - приставал Ганс. Неужели он не  может  доставить  Гансу  это
удовольствие?
   - Нет, нет.
   - Но почему же? Почему же? - сокрушенно настаивал подросток.
   Бальрих молчал. Он ускорил шаг, словно желая уйти от мальчика, и  все
же Ганс Бук преследовал его своим "почему" до самого дома. Тогда Бальрих
обернулся и сказал:
   - Потому что я - рабочий, и эти девушки могли бы быть моими сестрами.
   И ушел, покинув богатого барчука.
   - Ах, так, - проговорил Ганс, но опустил длинные ресницы и погрузился
в  размышления.  Работницы?  Те  девушки,  которые  так  смеялись?  Они,
наверно, очень счастливы в этом таинственном доме? Нет, тут мы просто не
понимаем друг друга. Бальрих благоразумен, потому что он рабочий,  и  не
представляет себе даже, что за диво этот дом в таком  чопорном  городке,
как наш, и какие там нас ждут заманчивые приключения.
   Возвращаясь в сумерки  домой,  пятнадцатилетний  подросток  грезил  о
газовых покрывалах и золотых поясах, как в книгах с картинками или как в
театре. И вот они уже спадали,  обнажая  перед  ним  еще  неведомое  ему
женское тело. Одна мысль об этом обжигала огнем. И вдруг  явственно,  до
осязаемости он увидел стройные ноги и упругие икры девушки,  когда  она,
подобрав юбку, сидела в лодке. И дома, глядя поверх книги, он еще  долго
вспоминал о золотокудрой красавице, которая была бы  прекрасней  всех  в
том сказочном доме...
   А тем временем его друг Бальрих  продолжал  учиться,  и  если  бывало
особенно трудно, он погружался душой в воспоминание  о  том  голубоватом
рассвете, когда ему почудилось, будто его сестра Лени в  длинной  одежде
из лунных лучей, тянувшихся за нею следом, спускалась  с  террасы  виллы
"Вершина". - Ты будешь там жить, - обещал он ей.

III

"ПРОГУЛКА С ВАМИ, ДОКТОР..."

   Когда все трое - Бальрих, Лени и Ганс  Бук  -  увиделись  вновь,  уже
наступила осень. В этот день шел дождь.  Молодые  люди  возвращались  от
Клинкорума и за рабочими казармами  увидели  Лени.  Она  стояла  на  той
стороне улицы перед огромной лужей и высматривала, как бы ее обойти.
   "Где же она пряталась во время дождя?" - спрашивал себя Ганс  Бук.  А
Бальрих думал: "Наверно, была с техником, - там, где я прежде встречался
с Тильдой".
   Ганс  Бук  решительно  вошел  в  лужу.  Перейдя  на  ту  сторону,  он
проговорил что-то вроде: "Р-р-разрешите..." Но это было скорее похоже на
зубовный скрежет. Взяв Лени на руки, он понес  ее  через  лужу.  Заметно
пошатываясь, добрался до середины; и здесь ему  пришлось  поддержать  ее
коленями, так как руки у него ослабели и  она,  испугавшись,  завизжала.
Все же он наклонился к ее лицу и поцеловал в губы. После  этого  он  еще
нашел в себе силы донести ее до сухого места.
   Там  в  нерешительности,  насупив  брови,  стоял  Бальрих.  Ганс  Бук
поправил платок, покрывавший плечи и золотисто-пепельные волосы девушки,
и, обратясь к Бальриху, сказал:
   - Почему ты сердишься? Я не обязан  знать,  что  фрейлейн  Лени  твоя
сестра. Ты не говорил мне об этом.
   Лени смущенно рассмеялась, а Ганс Бук шутливо,  но  так  же  смущенно
добавил:
   - Эх ты, неверный друг!
   Бальрих, растерянный  и  мрачный,  говорил  себе:  "Значит,  они  уже
встречались?" Тут он заметил,  что  они  не  одни.  Тильда,  его  вечный
соглядатай, метнулась за угол. Бодрым шагом подошли два молодых человека
в спортивных костюмах - сыновья Геслинга и двоюродные братья Ганса.  Эти
два  долговязых  юнца  семнадцати  и   восемнадцати   лет,   в   крагах,
обтягивавших их тощие икры, любезно  раскланялись,  согнувшись  чуть  не
пополам, и, подойдя к Лени, которая  с  учтивой  грацией  принимала  все
знаки  внимания,  поцеловали  ей   руку,   как   истые   кавалеры.   Они
осведомились, когда она опять пойдет на танцы в Бейтендорф, и, подхватив
под руки, увлекли с собой. Ее брат и Ганс молча  шли  сзади.  Хотя  Лени
была очень сдержанна, Бальрих чувствовал, что это - одна видимость.  Она
не знала, что он борется за нее против "тех". Как горько  скрывать  это!
Но вот мальчик, он-то знает, и неужели  ему  не  стыдно?  Да,  Ганс  шел
рядом, понуря голову.
   Молодые люди крикнули двоюродному брату, - пусть поспешит,  с  минуты
на минуту должна подойти машина. Она уже показалась в конце  улицы.  Все
они только успели пересечь луг, как автомобиль  остановился  в  двадцати
шагах от них. Молодые люди мгновенно откланялись, сели в машину, где  их
поджидали дамы Геслинг  и  Бук,  с  легкими  перьями  страуса  в  пышных
прическах, и укатили, даже не оглянувшись.
   Брат и сестра все еще стояли на дороге. Наконец Карл Бальрих с  болью
в душе обратился к Лени:
   - Ну, что скажешь?
   Сестра рассеянно ответила:
   - Какие у них перья! Никогда таких  не  видала!  -  И,  повернувшись,
хотела уйти. Но брат стоял неподвижно, погруженный в свои мысли,  и  она
робко спросила: - Что с тобой, Карл?
   Он вздрогнул, однако не обрушился на нее с  ругательствами,  как  она
ожидала, а с благодушной улыбкой сказал:
   - Подожди, у тебя самой будут такие перья, и платья, и автомобиль,  и
вилла - вилла "Вершина".
   Тогда улыбнулась и она самозабвенной улыбкой,  стоя  посреди  дороги,
под дождем.
   Ей стало холодно. Собираясь уходить, она бросила ему:
   - Ты с ума сошел!
   - Нет, я буду работать, пока у тебя не будет все это, - твердо сказал
он.
   Лени с горечью возразила:
   - На твои гроши? Да мне до восьмидесяти лет ждать придется!
   Он наклонился к ней.
   - Я хочу сказать тебе кое-что, чего никто не должен знать. Пойдем!