Бальрих из осторожности проронил:
   - В комнате.
   - Ну, да, пожалуй, - рассмеялся врач. -  Но  почему,  собственно,  вы
сюда пришли?
   - Потому что какой-то медицинский  советник,  -  сказал  Бальрих  уже
твердо, так как был подготовлен к такому вопросу, - усомнился в том, что
я нормален.
   - Что еще ничего не доказывает, - добавил молодой врач. -  Но  почему
же вы не садитесь?  Пожалуйста,  располагайтесь,  как  вам  удобнее.  Мы
только беседуем с вами.  Видите,  я  даже  не  записываю  того,  что  вы
говорите.
   Однако Бальрих чувствовал, что здесь учитывают не только то,  что  он
говорит, но и какой сделает жест, как  шагнет,  быстрее  или  медленнее,
повысит или понизит голос. Он стоял, не двигаясь.
   - Ну так сядемте, что ли? - снова предложил врач.
   Бальрих твердой походкой подошел к креслу и присел на ручку.
   "Теперь уже все равно", - решил он. Врач, казалось, не следил за ним.
Откинув голову, он проговорил, глядя в пространство:
   - Вы чувствуете недомогание?.. Нет? Приливы крови или головокружение?
Нет?.. Однако вы ведь стояли голый у своего окна, - сказал он  внезапно,
подчеркивая каждое слово, и,  нагнув  голову,  пристально  посмотрел  на
Бальриха.
   Бальрих сидел, словно оцепенев.  Значит,  все  это  ловушка?  И  этот
человек только для виду принял мою сторону! Подлая ловушка! В бешенстве,
сжав кулаки, он бросился вперед. Но в то же мгновение заметил, что  врач
потянулся к звонку за спиной, Бальрих почувствовал, что бледнеет  -  так
велика была грозившая ему опасность. И вместо сжатого кулака  он  только
протянул, как бы с мольбой, раскрытую ладонь.
   - Все это оттого, - виновато промолвил он, - что медицинский советник
уже старался таким же способом раздражать меня. Разве  выдержишь,  когда
каждый бросает тебе в лицо все, что ему нашептали  шпионы?  У  нас  есть
шпионы, вам это известно?
   На лице врача снова появилось  добродушное  выражение.  Он  заговорил
мягко и успокаивающе, видя, как Бальрих побагровел и с  каким  волнением
он словно выталкивает из себя слова.
   - Этого я, разумеется, не могу знать, - сказал врач. - А вам  незачем
волноваться.
   Он уселся поудобнее. Бальрих покорно последовал его примеру.
   - Расскажите мне, пожалуйста,  -  начал  врач,  -  как  вы  живете  в
Гаузенфельде.
   Рабочий ответил с горечью:
   - Отвратительно, нас эксплуатируют. Мы порабощены и как скот  согнаны
в кучу.
   "Вот что они хотят услышать от меня", - вдруг испуганно подумал он  и
быстро добавил:
   - Но ведь это знают все. Я помешан не более, чем другие.
   - Готов поверить вам, - просто заметил врач, - а скажите мне,  правда
ли, что вы имеете влияние на ваших товарищей? - И, заметив  недоверчивый
взгляд Бальриха, добавил: - Что, впрочем, вполне  естественно...  У  вас
больше силы воли, вы доказали это тем, что учитесь... Ведь учение - дело
не легкое?
   В его словах прозвучало даже участие. Однако рабочий ответил резко, с
укором:
   - Вам, вероятно, надо признать у меня переутомление! Вы  хотите  меня
поймать?
   Молодой блондин еще ближе наклонился к нему.
   - Напрасно вы так думаете. Я знаю  сам,  что  значит  надорваться  на
работе. Я понимаю, вы хотите выкарабкаться из нужды.
   - Не только я, - заметил Бальрих с внезапным воодушевлением. - Других
тоже надо вытащить. Но кто-нибудь должен начать. И это сделаю я.
   - Вы чувствуете, что это ваше призвание?
   Бальрих ударил себя кулаком в грудь.
   - Да, на меня это возложено. Это моя... моя...
   - Ваша миссия?
   - Да. - Бальрих вдруг почувствовал глубокое облегчение, хотя на  лице
врача было явно написано недоверие.
   - Миссия, - продолжал врач. - Почему бы и нет?  Это  возможно.  -  Он
оперся подбородком на руку и заговорил вполголоса. - А начальству вашему
это известно?
   - Да. Отсюда и все преследования, - сказал Бальрих.
   И уже совсем тихо врач спросил:
   - Кто же вас преследует?
   - Да все он, из-за него все зло. И соглядатаев  у  него  множество  -
шпики, священник из Бейтендорфа, наш депутат, - он предатель, - а теперь
еще медицинский советник.
   Когда Бальрих это высказал,  аромат  цветов,  доносившийся  из  сада,
показался  ему  вдруг  более  удушливым,  голос  какой-то  птицы   почти
испуганным. Врач сидел, потупясь.
   - Конечно, - повторил он, - бывают и враги.  Я  не  призван  защищать
капитал, который вы так  ненавидите.  Пусть  этим  занимаются  бонзы,  -
бросил он как бы вскользь и вслед за  тем  внушительно  добавил:  -  Но,
посудите сами, не кажется ли вам несколько странным, почти  невероятным,
что именно социал-демократический депутат  оказывается  вашим  врагом  и
другом вашего противника?
   - Это, может быть, и странно, - коротко ответил Бальрих, считая,  что
уже сказал все по этому поводу.
   А врач, между тем, бережно продолжал:
   - Вы только что рассердились, и я бы не хотел  вам  напоминать  ваших
слов. Ну, а насчет бритвы...  Это,  конечно,  запомнилось  депутату,  он
рассказал другим. А вы называете это предательством. Что до медицинского
советника, то могу вам сказать одно: мы, врачи,  всегда  и  всюду  видим
симптомы - это уж наш чисто человеческий  недостаток.  Я  верю,  что  вы
говорите о реально происходящих делах, но я бы на вашем месте  относился
к этому спокойнее.
   - Когда низости не затрагивают нас лично, мы всегда относимся  к  ним
спокойнее, - заметил Бальрих.
   - Вы правы и на этот раз, - ответил врач.
   Он встал. Бальрих последовал его примеру.
   - Что же мне - оставаться здесь? - спросил он глухо.
   - Пусть это короткое пребывание у нас не огорчает вас. - Я не питаю к