- И долго вы уже учитесь?
   - Год.
   - Наука, очевидно, не пошла вам на пользу.  Скажите  -  вы  страдаете
раздражительностью?
   - Когда меня раздражают, - ответил Бальрих.
   - Скажите - не появляется  ли  у  вас,  особенно  во  время  занятий,
этакое... особенное возбуждение? Так что вы даже сбрасываете одежду?
   - Нет, - удивленно ответил Бальрих.
   Лицо медицинского советника расплылось,  оно  прямо-таки  засияло  от
радости.
   - Однако вас видели нагишом у окна, под утро, когда  двери  уже  были
открыты и люди шли на работу.
   Бальрих, застигнутый врасплох, сохранял спокойствие; но в душе у него
все кипело. "Когда же это было? Ах, да... верно. Уже рассвело,  я  лежал
на подоконнике и думал. Чистая случайность, я сам  уже  забыл  об  этом.
Откуда же он знает... Ах, вот откуда! От  Геслинга!  А  тот?.."  Бальрих
оглянулся. Все взоры  товарищей  были  устремлены  в  одну  сторону,  на
человека, пытавшегося скрыться в толпе.  "Ну,  конечно,  Яунер,  кто  же
еще?.." И Бальрих сказал резко:
   - Может, это было, а может, не было, но в моей  комнате  я  сам  себе
хозяин, и до шпионов мне дела нет.
   Тогда советник, насторожившись, опять спросил:
   - Вы, видимо, вообще считаете себя здесь со всеми равным?
   - Я заключил добровольный договор, - ответил  Бальрих.  -  И  что  до
меня, я его выполняю.
   - А другая сторона?
   - Незачем выспрашивать меня, - отрезал Бальрих,  осененный  внезапной
догадкой, и взглянул на советника в упор. - И  незачем  тут  из-за  меня
разыгрывать комедию.
   Медицинский советник заморгал; затем  поспешно  и  даже  с  некоторым
дружелюбием осведомился:
   - У вас, верно, много врагов? - И так как Бальрих промолчал, добавил:
- Тогда понятно и ваше заявление: "Все должна отдать эта банда, а  потом
каждый пусть хоть собственной бритвой перережет себе горло".
   Бальрих остолбенел. "Все ясно", - подумал он.
   Медицинский советник тем временем обратился к старшему инспектору:
   - Этот человек сумасшедший. Можете доложить об этом  от  моего  имени
господину тайному советнику.
   Старший инспектор поклонился,  между  тем  как  медицинский  советник
среди воцарившейся тишины и охватившего всех ужаса,  как  ни  в  чем  не
бывало, даже не понизив голос, продолжал:
   - Этот человек страдает манией преследования и все принимает на  свой
счет. К тому же он зазнался и не желает считаться со здешними условиями.
Причины вполне достаточные, чтобы признать его параноиком и посадить под
замок.
   Услышав ропот, он изумленно оглянулся: у людей были такие  лица,  что
он тут же выпрямился, опустил руки по швам  и  сбавил  тон.  -  Согласно
закону, - заявил он поспешно, - и существующим медицинским правилам этот
рабочий должен быть немедленно направлен в лечебное учреждение.
   Ропот нарастал.
   - Приступим к осмотру, - продолжал он,  силясь  не  терять  выдержки.
Подойдя к Бальриху, он ткнул его большим пальцем  в  глазную  впадину  и
снизу нажал на кость. Палец вонял.  Бальрих,  у  которого  от  ярости  в
глазах потемнело, уже поднял было руку, но, сделав над  собой  отчаянное
усилие, тут же опустил ее, холодея от ужаса при мысли о том,  что  могло
произойти.
   Между тем советник давал старшему инспектору наставления.
   - Пусть он немедленно отправляется в больницу.  На  врачей  мы  можем
положиться.
   Откуда-то донесся голос: "Его отправляют в  сумасшедший  дом!"  Ропот
усилился. Медицинский советник вздрогнул, сделал  несколько  неуверенных
шагов, словно дрессированный медведь.
   - Я сейчас же позвоню туда, - крикнул он и поспешно  вышел.  Лишь  за
дверью он постепенно принял свой обычный  вид  и  стал  снова  похож  на
огромную статую доблестного полководца.
   А Бальрих ходил среди  шумевших,  взволнованных  рабочих  и  старался
успокоить их.
   - Я пойду туда, они ничего не могут сделать со  мной.  Я  вернусь.  -
Потом распрощался со всеми.
   Он шел широким шагом по шоссе и продолжал подбадривать себя. "Как они
меня боятся, если хотят таким чудовищным способом сломить мою волю.  Они
погибли и знают это, иначе они  не  посмели  бы  меня  тронуть.  Слишком
многим известно  наше  дело,  оно  может  попасть  в  газеты.  Сами  они
сумасшедшие!"
   Едва он вошел в  город,  как  внезапная  мысль  ошеломила  его:  "Еще
недавно я ходил сюда  за  учебниками.  А  теперь  со  всеми  полученными
знаниями иду в сумасшедший дом". Он почувствовал ледяной озноб, и у него
засосало под ложечкой, шаг невольно замедлился, но затем  Бальрих  пошел
еще быстрее и весь потный добежал до больницы.
   Минуя дворника, он хотел было войти в одну дверь,  но  она  оказалась
запертой, даже ручки у нее не было.
   - Туда, надеюсь, вы не хотите попасть, - крикнул дворник и послал его
в  приемную.  Теперь  Бальрих  шел  беспрепятственно  по  белым  длинным
коридорам, более широким и чистым, чем в казармах Геслинга.
   Санитарки в накрахмаленных  чепцах  развозили  по  этажам  тележки  с
пищей. На самом верхнем этаже сидел у  стола  молодой  человек  в  белом
халате, он говорил и записывал одновременно. Рабочий не решился  подойти
к нему, но молодой человек сам окликнул его.
   - Господин Бальрих!
   И вот он стоял перед врачом, вертел в руках фуражку и хмурил брови. А
молодой блондин внимательно смотрел ему  в  глаза,  внимательно,  но  не
враждебно. И говорил так, словно сам не слышал себя:
   - Я вас сразу узнал, получив очень точное описание. Бог знает, почему
мне поручили заняться вами. Ну да ладно, - ободряюще закончил он.
   У сиделки врач осведомился, есть ли свободная комната.
   - Особый случай, - шепнул он проходившему мимо коллеге.  Затем,  взяв
Бальриха под руку, отворил одну из многочисленных  дверей,  за  ней  еще
одну и, наконец, предложил ему войти.  В  комнате  была  койка,  батарея
парового отопления; распахнутое окно выходило на железные крыши.
   - Садитесь, - сказал врач. - Вы знаете, где находитесь?