Место  под дом отвели им на бугре над речкой Ивановкой, а  участок
под  пахоту  десятин в двадцать, указали дальше,  вверх  по  речке
Лубянке.  Участок представлял собой понижавшуюся к речке  террасу,
покрытую густой порослью дуба, березняка, ясеня, осины и орешника,
с  небольшим,  вершка  в  три, пластом  чернозема  на  суглинистой
подпочве.
По  совету  старожилов  Степан с сыновьями  почти  месяц  подсекал
деревья,  чтобы  на  зиму пустить огонь и сжечь подсохшие  стволы,
палые  листья  и  сухую  траву.  Мужики  помогли  ему  отобрать  и
заготовить  строевого  леса, который он выволок  волами  на  место
будущего  дома. Пусть бревна сохнут. Кедры были ровные, длинные  и
прямые,  на распиле желто-кремового цвета, крепко пахли  смолой  и
обещали воплотиться в прочный просторный дом.
- Пятистенок, - уверяла Мария.
Степан хмыкал, но в душе поддерживал жену. Уж если строиться,  так
надолго. А пока они всей семьей разместились в полуземлянке, чтобы
без  надобности  не  стеснять  семью  Ивана  Кривошеева.  Впрочем,
женщины сдружились, да и ребята были - водой не разольешь. Сыновья
помогали  отцам  в  нелегком труде с утра до  вечера,  но  и  себе
находили время для игр и близкого знакомства с окрестностями.
Степан  выбрал время, съездил с Андреем в Никольское и вернулся  с
коровенкой  неизвестной  породы, но обладавшей  ровным,  степенным
характером  и дающей за дойку с полведра молока. Мария  несказанно
обрадовалась, чмокнула в лоб, назвала коровенку Зоренькой и велела
накосить  для  нее побольше сена на зиму. Что и пришлось  сделать.
Как хозяйку ослушаешься?
И  еще,  на  радость мальчишкам, они привезли ветхую  кремневку  и
банку пороха.
- Охота - весомая поддержка в хозяйстве - твердил Кривошеев. - Вот
урожай  снимем,  на  зверя  войдем. Научу  охоте.  У  вас  там,  в
Малороссии, небось, страшнее зайца и зверя нет.
Мария  с  сыновьями успела и огород посадить - немного, с  десяток
соток,  а капуста, и бульба, и морковь, лучок, чесночек, огурки  и
помидорки  взошли  дружно и зацвели. Все -  и  коричневые  длинные
стволы  кедров,  сохнущие  на солнце, и  хрумкающая  свежую  траву
Зорька,   и   звонкие  голоса  сыновой  радовало  Марию,   вселяло
уверенность в прочность будущей жизни.
Приходили  корейцы, предлагали взяться обрабатывать его  землю  за
половину  урожая, но Степан лишь рассмеялся. В себе и сыновьях  он
уверен,  соседи были заинтересованы в увеличении Ивановки;  оно  и
понятно, когда народу поболее, то в душе спокойнее, а землицы всем
хватит, и охотно помогали и словом и делом.
И  он  всегда  шел людям на помощь. Мужские руки ценились  на  вес
золота  -  крестьянская работа выматывала до такой  степени,  что,
едва  придя домой и поснедав, Степан без сил валялся на застланный
стареньким  ватным  одеялом топчан и мгновенно засыпал.  И  Мария,
накрутившись по хозяйству, тоже к вечеру чувствована  себя  сильно
уставшей.  Но  они радовались тому, что так много  дел  впереди  -
земли   распахивать  необъятно,  дом  строить,  усадьбу  городить,
всевозможные   клетушки-сараюшки   лепить,   сад   садить,    пчел
заводить...  У  Марии  уже  и хозяйства прибавилось  -  заботливая
квочка  с выводком маленьких желтеньких цыплят и дымчатый котенок,
точивший  острые коготки о табуретку и любивший играть в свирепого
тигра в густой высокой траве.
Так,  в заботах, прошло лето и к осени немного полегчало - и жизнь
упорядочилась  и  спал гнус. По утрам трава  хрустела  под  ногами
инеем,  небо  стало высоким и бледно голубым, и в нем  закурлыкали
гуси. Пора и на охоту собираться. Иван Кривошеев уже сходил и  раз
и  другой, принес пару дюжин уток и гусей, но хозяйственные заботы
не  отпускали  Степана. Старший сын, Андрей, и  средний,  Арсений,
становились все настойчивей, - Батя, дай ружье.  А потом взяли без
спроса,  ушли  на весь день и вернулись с целой кучей настрелянных
диких  уток, чем очень обрадовали Марию. Степан и махнул рукой.  -
охотьтесь, коли желание есть. И ребята частенько возвращались то с
енотом, то с барсуком, кабарожье мясо и не переводилось на  столе.
Андрей  научился неплохо скорняжить - шкуры сдирать и обрабатывать
- и Мария уже шила на зиму беличьи шапки мужу и сыновьям.
Лес  давал  плоды  обильные - и все-то рядышком. Орешник-лещина  и
шишки  кедровые, множество всяких грибов, и виноград, и кишмиш,  и
лимонник,  и малина, черника, голубика, да с солью и сахаром  было
туго. Никольское далеко, да и деньги на исходе. Потому припасов на
зиму  много не заготовили. Но кое-что насушить и навялить удалось.
Да капусты, огурцов и помидоров насолить.
К  концу  октября Степан пустил пал и выжег свою деляну. Выгорело,
правда, неудачно - подсеченные деревья толком не подсохли,  и  пни
остались высокие. Но, пока земля не промерзла, Степану с сыновьями
на  волах удалось раскорчевать пару десятин под пашню. Да еще, как
мужики  присоветовали, на паре десятин он повыдалбливал в пнях  от
спиленных  деревьев  лунки,  засыпал  в  них  по  фунту   селитры,
керосином  залил  да  корьем накрыл - за зиму все  коренья  адовой
qleq|~ пропитаются, по весне легко выжечь удастся.
В  ноябре,  когда зима вошла в свои права и лег первый  снег,  под
вечер к ним в землянку зашел Иван Кривошеев.
-  Вам  много легче, - с деланным весельем сказал он. -  Когда  мы
сюда приехали, шесть лет назад, здесь места вовсе дикие были.  Это
сейчас  -  и  тебе дорога в Никольское, и на Ханку в Турий  Рог  и
Камень-Рыболов  бегаем,  и  в Анучинское  урочище...А  тогда?  Вот
землянка...  В  косогоре ямину квадратную  вырыли,  жердями  стены
выложили  да пол настлали, сверху бревнышек накатали да  землей  и
присыпали.  Первую зиму холодно и тоскливо было, а ко  второй  уже
подготовились.  Утеплились, припасами  запаслись.  Старосте,  вон,
избушку сложили, баньку топили. Эх-ма, где мужик русский только не
обживается.  Хотя  не все. Если баба дома да детишки  есть,  мужик
знает  свою ответственность, шибко работать старается, да и  умная
баба  ему бока отлеживать не дает. А бобыли..., - он только махнул
рукой. Помолчал, вспоминая, и продолжил.
-  Оставались, было, тут после службы солдатушки, да пороху в  них
маловато оказалось. Бабы нет, дома одному сидеть - тоска  заест  и
запьешь горькую, вот и делаешь все без заботы и желания, абы  как.
Хозяйство свое вести никак не могли. Ну и принялись подаваться они