в  работники.  И  работниками  тоже  оказались  никудышными.  Дело
сполняли  спустя  рукава,  с великой леностью,  а  платить  меньше
десяти  рублей  в месяц не моги - обижаются и лаются.  Плюс  корми
досыта три раза в день. Кореец, вон, вдвое дешевле обходится.  Лет
десять назад в Корее, говорят, после сильных дождей неурожай был и
голод наступил, вот они и хлынули целыми тысячами через границу  к
нам. Пробовали власти их не пускать, обратно войсками выгоняли, но
корейцы  уперлись  и  ни в какую - шибко боялась  возвращаться.  И
голода  и  своих  мандаринов. Те, по слухам, люди дюже  сурьезные:
чуть   что  -  головы  рубят.  Не  успели  мы  тогда  здесь  место
присмотреть  и занять под деревню, как рядышком беглые  корейцы  и
пристроились,  приютились. Да так хозяйственно - и фанзы  за  лето
построили, и огороды распахали, а комья земли руками распушили,  и
в половинщики набиваются, нанимаются с выгодой для себя. Но ладно,
бог  с  ними.  Я  вот  зачем пришел. На медведя завтра  собираюсь,
напарник нужен. Одному не с руки, однако. Ребята, сыновья, хоть  и
в  рост вымахали и годов набрались, да в силу еще не вошли.  Мужик
рядом нужен.
Мария от печи, она ужин готовила, смотрела тревожно, но в разговор
мужской не вмешивалась. Она уже наслышалась от соседок бывальщины,
что местные мужики наловчились в медвежьей охоте и считала, мол, и
Степану пора с ними вровень встать, не хуже, чай, других будет,  а
то и лучше, ведь собственный...
Степан  трусливым,  боязливым не был,  а  в  дело  незнакомое,  не
пробованное   ввязывался  неохотно  -   кто   знает,   хватит   ли
способностей,  как  бы  не оконфузиться. Но,  чувствуя  молчаливое
подталкивание Марии, он неожиданно согласился.
-  Завтра с утра и отправимся, - заспешил к себе в избу Иван.  Как
бы сосед не передумал, на дела срочные не сослался бы.

Отправились рано по утру, в синих сумерках.
- Медведь, - говорил Иван, короткими и широкими лыжами, кабарожьей
шкурой  шерстью  наружу подбитыми, дорогу прокладывая  в  глубоком
снегу,  -  еще с августа выбирает себе место удобное для  зимовки.
Ищет  яму под бугром, небольшую, чтобы тесно в ней уместиться,  да
чтобы нёбом, козырьком, прикрыта была. Надерет и натаскает он туда
травы,  сосновых  да  еловых  веток  мягоньких  и  в  октябре,  до
заморозков  забирается дрыхнуть. Так и спит всю зиму, до  середины
марта.  Есть с собой ничего не берет, сосет лапу. Она  у  него  по
весне  белая  да ноздреватая, как грецкая губка. Ползимы  спит  на
ndmnl  боку,  а  вторую - на другом, и другую лапу  сосет.  Снегом
берлогу  занесет, но отдушина есть, парок из неё  идет  и  корочка
льда образуется. Вот по этому признаку берлогу и ищут охотники  до
медвежатинки.
Надо  сказать,  что медведей в тайге было великое  множество.  Они
частенько  в  поисках  лакомства  в  деревню  забредали,  репой  в
огородах лакомились, но особых хлопот не доставляли, разве что баб
пугали,  да  у старосты две долбленки с пчелами с огорода  унесли.
Иван  по  тайге вел уверенно, целенаправленно, видимо добре  знал,
где берлогу искать.
Часа  через  полтора хода Иван остановился, огляделся внимательно,
срубил  небольшую елку, отрубил вершинку мягонькую и,  испытывающе
глядя  на Степана, вручил елку ему. А ружье Степаново себе забрал,
хотя на плече свое висело, заряженное.
-  Держи  и  слушай.  Вон  там,  под бугорком,  берлога  медвежья.
Подойдем,  я  встану с кремневкой наготове справа, а ты  со  всего
размаха  суй туда елку вершинкой вниз. Суй и крепко держи. Медведь
от удара проснется, рассердится, елку на себя потянет, вырывать из
рук  будет.  Упрись  и  крепко держи -  он  потом  наверх  полезет
показать обидчику кузькину мать. А ты елкой ему мешай, вниз  дави.
Голова  его из берлоги только появится, я сразу стрелять буду.  Но
смотри,  Степан, не забоись, не бросай елку. Если  его  башка  мою
пулю  выдюжит,  ножами  бить будем. Тогда  норови  ему  под  левую
переднюю  лапу посильнее вдарить. Но не беги, от него  не  уйдешь,
только насмерть валить надо.
Степан оробел немного, а вида не показывает. И понятно, медведь  -
он  поднимется, с него ростом будет, а сила - медвежья. Но  ладно,
взялся  за  гуж,  не  говори, что не дюж.  Растеряешься,  выкажешь
робость, струсишь, не дай бог, - мужики и разговаривать не станут,
помощи  от них не жди, а одному в деревне не прожить. Все делается
обществом,  хоть  лес  корчевать,  хоть  землю  пахать,  хоть  дом
строить, глину месить, изнутри обмазывать...
Ладно.  Подошли  к  берлоге сторожко ближе. Иван  ноги  расставил,
кремневку  к плечу прикладом прижал - для стрельбы изготовился.  А
Степан,  глубоко вздохнув и собрав всю силу, размахнулся и засадил
елку  в  отдушину. Медведь взревел весь, разбуженный, заворочался,
но  Степан, рассвирепев до крайности, крепко держал елку,  уперся,
прижимал  зверя  к  земле, мешал ему из берлоги разом  выпрыгнуть.
Медведь резко дернул елку на себя, а потом ее вытолкнул и полез из
берлоги.   Степан  еще  пуще  рассвирепел,  поднатужился,   уперся
вершинкой  в  его башку, да тут и Иван, изловчившись, оглушительно
выстрелил. Медведь дернулся, крякнул и осел в берлоге. А Степан  в
горячке уже и за нож схватился, но Иван его за руку дернул,  -  не
спеши.  Быстро скусил бумажную верхушку патрона, высыпал  в  ствол
ружья  порох, пыж загнал, пулю свинцовую закатил, сверху еще пыжом
прижал  ее, чтобы не выкатилась, сыпанул остатки пороха  на  полку
кремневки и жестом велел Степану шагнуть назад.
-  Подождать  трошки надо. Если жив, то сейчас  в  себя  придет  и
полезет наверх с силой удвоенной. А мертв - пар из берлоги идти не
будет.
Подождали. Тут-то Степана испуг обильным потом и прошиб, а затем и
ознобом.  И необъяснимое веселье напало. Иван заметил и сказал,  -
Со  всеми так по первости. С медведем драться - дело серьезное,  а
сделал - легкость необычная, разве что ноги становятся как ватные,
подгибаются.
Стояли,  ждали, смотрели в берложий зев. Потом чуток расслабились,
по  цигарке  крепкого самосада свернули, огонь  на  трут  высекли,
перекурили,  жадно и глубоко затягиваясь, елкой, для  верности,  в
берлогу  потыкали,  а  потом  и  медведя,  на  лапы  задние  петли
набросив,  веревками выволокли. Не спешил Иван, добре  стрелял,  в