в  Россию  на  коронацию царя северных варваров он давно  отпустил
спать,  а  ее  задержал,  велев  еще  раз  проверить  правильность
перевода  на  французский язык верительных грамот. Где-то  глубоко
внизу  ухала  огнедышащая  паровая  машина,  и  туловище  парохода
ритмично вздрагивало, мерно вздымаясь вверх и проваливаясь вниз на
гребнях и впадинах свободно дышащего океана.
Сосредоточившаяся  над  текстом,  Жун  Мэй  вздрогнула  и  подняла
голову. Ли Хунчжан навис над ней грузным телом и, дернув за  косу,
потребовал, - Признавайся, кто ты? Женщина?
-  Нет, я мужчина, - стараясь говорить едва ли не басом, испуганно
пробормотала Жун Мэй.
-  Я  сразу понял, что ты женщина, и об этом мне шепнули еще перед
отправлением, во дворце императрицы. А вот сейчас я проверю, и  он
сильно   дернул   ее  халат,  так,  что  посыпались  перламутровые
пуговицы.
Жун  Мэй  едва  успела  прикрыть  ладонями  обнажившиеся  груди  и
попыталась  выскользнуть из его рук, но Ли Хунчжан  крепко  держал
ворот ее халата.
-  Ты  женщина,  - радостно и похотливо засмеялся  он  и  принялся
отдирать ее ладони от груди, больно царапая длинными ногтями.
Удерживая  рвущийся из груди крик ужаса, Жун Мэй  оттолкнула  его,
блеснув  на  мгновенье  белой  грудью  с  большими  темно-розовыми
сосками,  и  забилась в угол салона. Путь к двери  загораживал  ее
мучитель.
Он  опять  бросился  на нее, тяжело падая грузным  телом  и  цепко
хватая руками за отвороты халата. Ткань трещала и рвалась, обнажая
тело,  а  старый Ли Хунчжан тыкался лицом ей в шею, груди,  живот,
сопел и пыхтел, стараясь повалить на диван.
-  Отпусти,  отпусти, - закусив нижнюю губу, бледнея от  ярости  и
страха отбивалась Жун Мэй.
Старый  Ли, обхватив ее за бедра, прижался лицом к животу и больно
укусил,  но  она  изловчилась ударить его  коленом  в  подбородок,
оттолкнуть и вскочить на диван.
Тяжело  дыша,  всклокоченный, с выпученными глазами  и  трясущейся
бородкою  Ли Хунчжан с плаксивой гримасой сидел на полу и держался
руками за голову.
-  Ты  так  больно ударила меня, женщина. Я велю слугам  выбросить
ночью тебя в море.
- Меня послала императрица помогать тебе, Ли Хунчжан.
- Да, я знаю, - горестно согласился тот, щупая челюсть.
- Ты сделала мне больно. И года не прошло, как японец в Симоносеки
едва  не  убил  меня,  ранив в лицо, - и он  потрогал  желвак  под
глазом.
- Вон, даже пуля осталась, а теперь ты... Но кто ты?
- Я - Жун Мэй - племянница Жун Лу и фрейлина императрицы.
Высоко  взлетевший  в государственной иерархии  китаец  Ли  боялся
маньчжур,   правивших  Поднебесной  уже  более  двух  с  половиной
столетий, и вызвать гнев Жун Лу, а тем более императрицы  Цыси  он
не осмелился.
-  Жун  Мэй,  -  уже  льстиво забормотал он, -  ты  хорошо  знаешь
французский  язык, образована и разумна и я буду выслушивать  твои
советы.  Но не сердись, выслушай меня. Я стар и дряхл,  но  сердце
мое  не каменное, ему ведомы все семь страстей. Судьба была ко мне
сурова  -  насылала пронзительные бури бед и захлестывала солеными
волнами  несчастий.  Недолог  тот  день,  когда  зажгут   по   мне
поминальные свечи. Еще раз повторяю; я стар и дряхл, но могу  быть
мужчиной, и прошу тебя, разделяй со мною ложе. Я плохо сплю,  моей
душе одиноко и  холодно. Пожалей меня, согрей мне ложе.
Жун Мэй передернуло от отвращения и Ли Хунчжан заметил это.
-  Когда иссякает источник, река высыхает, когда подрубают корень,
дерево  умирает. А мне надо выполнить волю императрицы,  варварами
защитить  Поднебесную  от  варваров. Помоги  же  мне  собраться  с
силами...
Последние  слова его развеяли колебания Жун Мэй. Она  вздохнула  и
просто сказала, - Хорошо, я приду завтра.
Старый  Ли очень любил женское тело. Долгими ночами, лежа рядом  с
ней  в широкой постели, он не спал сам и не давал уснуть ей, гладя
и  сжимая  ее  жадными руками. В большом количестве  потреблял  он
снадобья из рогов оленя и настойки женшеня в надежде вернуть  себе
молодость  и мужскую силу. И очень, очень редко ему это удавалось.
И  тогда  он опять был счастлив, тем более, что она позволяла  ему
все.
Китаец, начав самостоятельный жизненный путь маленьким деревенским
учителем, он проявил поистине бездну энергии, терпеливости и воли,
чтобы  вознестись на высшие государственные должности, по традиции
династии   Цин,  а  более  по  необходимости  удерживать   власть,
занимаемые только маньчжурами. Начало его возвышения как дипломата
произошло  в  девятом году Туньчжи.назойливых   миссионеров   и   сожжено  французское   консульство.
Захватившие  десять  лет  назад Пекин, французы  чувствовали  себя
хозяевами  в Китае и потребовали громадный выкуп и предания  казни
тяньцзинского  начальства. Чжилийский генерал-губернатор,  в  чьем
ведении был Тяньцзин, не сумел задобрить алчущего тигра, за что  и
был  смещен. Дело стало казаться безнадежным и опасным,  маньчжуры
из  императорского  окружения  страшились  занять  эту  должность,
поэтому  выбор  и  выпал  на китайца Ли Хунчжана.  И  ему  удалось
задобрить  дьявола. Поговаривали, правда, что этим дипломатическим
успехом  Ли  Хунчжан был обязан начавшейся в то время войне  между
Францией


и   Пруссией,  когда  французы  попали  в  безвыходное  положение,
потерпели  военное  поражение и даже потеряли  столицу.  Но  разве
могут   мелкие  неурядицы  на  задворках  обитаемого  мира  как-то
повлиять  на  такие события, едва ли не у стен  Пекина  -  столицы
Поднебесной?

Известно,  яшма от времени не тускнеет, а меч становится  от  огня
только крепче. Прожив бурную жизнь военного и дипломата, он достиг