я, вспомни пана Гераклиуша, его завещание, и сам рассуди, мог  ли  князь
гетман выбрать меня, когда бы таил умысел против вас?
   - Так почему же он прибегает к насилию,  почему  я  должен  ехать  по
принуждению? Как могу я верить ему, коли вся Литва кричит о том,  что  в
Кейданах стонут в неволе достойные граждане?
   Кмициц вздохнул с облегчением, по голосу и речам  мечника  он  понял,
что тот начинает колебаться.
   - Пан мечник! -  сказал  он,  повеселев.  -  Между  добрыми  соседями
принуждение часто берет initium . Когда ты  приказываешь
снять у доброго гостя колеса с брички и запираешь кузов в амбаре,  разве
это не принуждение? Когда заставляешь дорогого гостя пить, хоть  вино  у
него уже носом льется, разве это не принуждение? А ведь тут дело  такое,
что коли мне и связать тебя придется и везти  в  Кейданы  связанного,  с
драгунами,  так  и  то  для  твоей  же  пользы.   Ты   только   подумай:
взбунтовавшиеся солдаты  бродят  повсюду  и  творят  беззакония,  мужики
собираются в шайки, приближаются шведские войска, а ты надеешься, что  в
этом пекле тебе удастся уберечься от беды, что не сегодня,  так  завтра,
не те, так другие не учинят на тебя наезда, не ограбят,  не  сожгут,  не
посягнут на твое добро и на тебя самого? Что же, по-твоему, Биллевичи  -
крепость? Ты что, оборонишься тут? Чего тебе князь желает? Безопасности,
ибо только в Кейданах ничто тебе не угрожает, а тут останется  княжеский
гарнизон,  который  как  зеницу  ока  будет  стеречь   твое   добро   от
солдат-своевольников, и коли у тебя хоть одни вилы  пропадут,  бери  все
мое добро, пользуйся.
   Мечник заходил по комнате.
   - Могу ли я верить твоим словам?
   - Как Завише ! - ответил Кмициц.
   В эту минуту в комнату вошла панна  Александра.  Кмициц  стремительно
бросился к ней, но, вспомнив о том, что произошло в Кейданах,  и  увидев
холодное ее  лицо,  замер  на  месте  и  только  в  молчании  издали  ей
поклонился.
   Мечник остановился перед нею.
   - Придется нам ехать в Кейданы, - сказал он.
   - Это зачем? - спросила она.
   - Князь гетман просит...
   - Покорнейше просит! По-добрососедски! - перебил его Кмициц.
   - Да, покорнейше просит! - с горечью продолжал мечник. - Но  коль  не
поедем по доброй воле,  так  этот  кавалер  имеет  приказ  окружить  нас
драгунами и взять силой.
   - Не приведи бог, чтоб до этого дошло дело! - воскликнул Кмициц.
   - Ну не говорила ли я тебе, дядя, - сказала мечнику панна Александра,
- бежим отсюда подальше, не оставят нас тут в покое. Вот и сбылось!
   - Что делать? Что делать? Разве пойдешь  против  силы!  -  воскликнул
мечник.
   - Да, - сказала панна Александра, - но в этот презренный  дом  мы  не
должны ехать по доброй воле. Пусть берут нас разбойники, вяжут и  везут!
Не мы одни будем терпеть преследования, не  нас  одних  настигнет  месть
изменников; но пусть знают они, что для нас лучше смерть, нежели  позор!
- Она повернулась тут с выражением крайнего презрения к Кмицицу: -  Вяжи
нас, пан офицер или пан палач, и с драгунами вези, иначе мы не поедем!
   Кровь ударила в лицо Кмицицу, казалось, он вот-вот вспыхнет  страшным
гневом, однако он совладал с собою.
   - Ах, панна  Александра!  -  воскликнул  он  сдавленным  от  волнения
голосом. Ненавистен я  тебе,  коль  скоро  ты  хочешь  сделать  из  меня
разбойника, изменника и насильника. Пусть бог рассудит, кто из нас прав:
я ли, служа гетману, или ты, обращаясь со мной как с  собакой.  Бог  дал
тебе красоту, но  сердце  дал  каменное  и  неукротимое.  Ты  сама  рада
помучиться, только бы кому-нибудь причинить  еще  горшие  муки.  Никакой
меры не знаешь ты, панна Александра,  клянусь  богом,  никакой  меры  не
знаешь, а ни к чему это!
   - Правильно девка говорит! - воскликнул мечник, который  сразу  вдруг
набрался храбрости. - Не поедем мы по доброй  воле!  Бери  нас,  пан,  с
драгунами!
   Но Кмициц и не смотрел на него, так  возмущен  он  был,  так  глубоко
уязвлен.
   - Любо тебе мучить людей, - продолжал он, обращаясь к  Оленьке.  -  И
изменником ты меня без суда окричала, не выслушав  моих  оправданий,  не
дав мне слова сказать в свою защиту. Что ж, будь по-твоему! Но в Кейданы
ты поедешь... по доброй ли  воле,  против  ли  воли  -  все  едино!  Там
обнаружатся мои намерения, там ты узнаешь, справедливо ли меня  обидела,
там совесть скажет тебе, кто из нас чьим был палачом! Иной  мести  я  не
хочу! Бог с тобою, но этой мести я жажду. И ничего больше я от  тебя  не
хочу, потому что гнула ты лук, покуда не сломила  его!  Змея  сидит  под
твоей красою, как под цветком! Бог с тобой! Бог с тобой!
   - Мы не поедем! - еще решительнее повторил мечник.
   - Ей-ей, не поедем! - крикнули  пан  Худзинский  из  Эйраголы  и  пан
Довгирд из Племборга.
   Тут Кмициц повернулся к ним, он был уже страшно  бледен,  гнев  душил
его, и зубы щелкали, как в лихорадке.
   - Эй, вы! - проговорил он. - Эй, вы! Только попробуйте  мне!  Конский
топот слышен, драгуны мои  едут!  Попробуй  только  пикни  кто,  что  не
поедет!
   И в самом деле за окном слышался топот многих всадников. Все увидели,
что спасения нет, а Кмициц сказал:
   - Панна! Через пять минут ты будешь в коляске, не то дяденька получит
пулю в лоб! - Видно, дикий гнев все больше овладевал им, потому  что  он
крикнул вдруг так, что стекла задребезжали в окнах: - В дорогу!
   Но в то же мгновение тихо отворилась дверь из сеней, и  чей-то  чужой
голос спросил:
   - А куда это, пан кавалер?
   Все окаменели от изумления,  и  все  взоры  обратились  на  дверь,  в
которой стоял маленький человечек в панцире и с саблей наголо.
   Кмициц попятился на шаг, точно увидел приведение.
   - Пан... Володыёвский - крикнул он.
   - К твоим услугам! - ответил маленький человечек.
   И шагнул на средину комнаты; за ним вошли  толпой  Мирский,  Заглоба,
оба Скшетуские, Станкевич, Оскерко и Рох Ковальский.
   - Ха-ха! - рассмеялся Заглоба. - Казак татарина поймал, ан, на  аркан
ему попал.
   -  Кто  бы  вы  ни  были,  рыцари,  -  обратился  к  вошедшим  мечник