унижения, и князь поклялся раздавить Володыёвского, полковников, которые
были с ним, и всю лауданскую хоругвь. С этой целью  он  двинулся  против
них, и  как  охотники  окружают  тенетами  лес,  чтобы  выловить  волчий
выводок, так и он окружил их и начал преследовать без отдыха.
   Тут  до  него  дошла  весть  о  том,  что   Кмициц   разбил   хоругвь
Невяровского, рассеял или порубил хорунжих, а солдат влил в  собственную
хоругвь, и князь приказал Кмицицу прислать к нему часть людей,  чтобы  с
большей уверенностью нанести удар.
   "Люди, - писал Кмицицу гетман, - жизнь коих ты защищал столь  спорно,
особенно Володыёвского с этим другим бродягой, по дороге в Биржи бежали.
Мы с умыслом послали с ними самого глупого офицера, дабы  не  могли  они
переманить его, но и тот либо изменил, либо  был  ими  обманут.  Ныне  у
Володыёвского вся лауданская хоругвь, и  беглецы  множат  ее  силы.  Под
Клеванами они изрубили сто двадцать человек шведов, объявив, что учинили
сие по нашему приказу, отчего между нами  и  Понтусом  возникло  большое
недоверие. Все дело может быть испорчено сими изменниками, коим, не будь
твоего покровительства, мы, видит бог, повелели бы срубить  головы.  Так
приходится нам расплачиваться за нашу снисходительность, хотя уповаем на
бога,  что  скоро  месть  их  настигнет.  Дошли  до  нас  вести,  что  в
Биллевичах, у мечника россиенского, шляхта собирается  и  козни  противу
нас строит, - надобно пресечь сие. Всю конницу нам  отошлешь,  а  пехоту
отправишь в Кейданы стеречь замок и город, ибо от сих  изменников  всего
можно ждать. Сам с отрядом в несколько  десятков  сабель  отправляйся  в
Биллевичи и привези в Кейданы мечника с его родичкой. Ныне сие важно  не
только для тебя, но и для нас, ибо тот, кто имеет мечника в руках, имеет
в  руках  всю  лауданскую  округу,  где  шляхта  под   предводительством
Володыёвского поднимается против нас. Гарасимовича мы услали в  Заблудов
с указаниями, что предпринять там противу конфедератов. Твой  двоюродный
брат Якуб снискал себе у них большой почет, напиши ему,  ежели  думаешь,
что письмо поможет тебе привести его к повиновению.
   Поручая тебя опеке господа бога, пребываем благосклонные к тебе".
   Когда  Кмициц  прочитал  это  письмо,  он  в  душе  обрадовался,  что
полковникам удалось ускользнуть из рук шведов, и  про  себя  пожелал  им
ускользнуть и из рук Радзивилла; однако все приказы князя  он  исполнил:
отослал конницу, укрепил пехотой Кейданы и даже начал рыть шанцы  вокруг
замка и города, пообещав себе в душе сразу же после окончания этих работ
отправиться в Биллевичи за мечником и панной Александрой.
   "К силе я не прибегну, разве только в крайности, - говорил он себе, -
и ни в коем случае не стану покушаться на Оленьку. Да и не моя это воля,
а княжеский приказ! Не примет она меня ласково, знаю я это; но бог даст,
убедится она со временем, что намерения мои чисты, ибо не против отчизны
служу я Радзивиллу, но для ее блага".
   Размышляя так, он усердно  работал  над  укреплением  Кейдан,  где  в
будущем должна была найти приют его Оленька.
   Володыёвский тем временем уходил от  гетмана,  а  гетман  упорно  его
преследовал. Стало теперь пану Михалу совсем  тесно,  так  как  от  Бирж
двинулись на юг крупные шведские отряды, восток Литвы был занят царскими
полчищами, а на дороге в Кейданы подстерегал его гетман.
   Заглоба был очень этим удручен и все чаще обращался к Володыёвскому с
вопросом:
   - Пан  Михал,  скажи  ты  мне,  ради  Христа,  пробьемся  мы  или  не
пробьемся?
   - О том, чтобы пробиться, и речи быть не может! -  отвечал  маленький
рыцарь. - Ты знаешь, пан, я вовсе не трус и ударить могу на кого хочешь,
хоть на самого дьявола. Но против гетмана я не  устою,  где  мне  с  ним
равняться! Сам же ты сказал, что мы окуни, а он щука. Я сделаю все,  что
в моих силах, чтобы уйти, но коль скоро дело  дойдет  до  битвы,  говорю
тебе прямо, он нас побьет.
   - А потом велит изрубить и отдать собакам. Ради бога! В  любые  руки,
только не Радзивилла! А не лучше ли тогда повернуть к пану Сапеге?
   - Теперь уж поздно, путь отрезан гетманскими и шведскими войсками.
   - Нелегкая меня дернула подговорить Скшетуских ехать к Радзивиллу!  -
сокрушался Заглоба.
   Но пан Михал не терял  надежды,  особенно  потому,  что  и  шляхта  и
крестьяне  предупреждали  его  о  движении  гетмана,  ибо   все   сердца
отвратились  от  Радзивилла.  Пан  Михал  пускался  на  всякие   военные
хитрости, какие только знал, а знал он их очень и очень много, ибо  чуть
не с малых лет привык воевать с татарами и казаками. Когда-то  в  войске
Иеремии  он  прославился  походами  против  татарских  орд,   вылазками,
внезапными наскоками, молниеносными маневрами, в которых он  превосходил
прочих офицеров.
   Теперь же, запертый между  Упитой  и  Роговом,  с  одной  стороны,  и
Невяжей, с другой, он петлял на пространстве в несколько миль, все время
уклоняясь от боя и изматывая хоругви Радзивилла, и даже огрызался порою,
как волк, преследуемый  гончими,  который  не  однажды  проскочит  между
охотниками, а когда собаки станут наседать, обернется и сверкнет  белыми
клыками.
   Но когда подошла конница Кмицица, гетман закрыл самые тесные  щели  и
сам поехал стеречь, чтобы сошлись два крыла невода.
   Это было на Невяже.
   Полки Мелешко и Ганхофа и  две  хоругви  конницы,  предводимые  самим
князем, образовали как бы лук, тетивой которого была река.  Володыёвский
со своим полком был внутри лука. Правда,  перед  ним  была  единственная
переправа через болотистую реку; но на другом берегу, у  этой  переправы
стояли два шотландских полка и две сотни  казаков  Радзивилла  да  шесть
полевых пушек, нацеленных так, что под их огнем ни один человек не  смог
бы переправиться на другой берег.
   Тогда лук начал сжиматься. В середине его войско вел сам гетман.
   К  счастью  до  Володыёвского,  ночь  и  буря  с   проливным   дождем
приостановили  движение  войск,  зато  у  его  отрезанной   хоругви   не
оставалось уже ничего, кроме небольшого, поросшего лозняком  луга  между
полукольцом войск Радзивилла и рекой, которую на другом берегу  охраняли
шотландцы.
   На следующий день, едва утренняя заря осветила  верхушки  лоз,  полки
двинулись дальше, они шли, шли - дошли до самой реки  и  остановились  в
немом изумлении.
   Володыёвский сквозь землю провалился, - в лозняке не  было  ни  живой
души.
   Сам гетман остолбенел, а потом обрушился на  офицеров,  командовавших
полками, которые стерегли переправу. Снова у князя  был  такой  жестокий