бигос пустим!
   За такими разговорами прошла ночь. Поутру сделалось известно,  что  и
второй отряд, посланный в дальнюю вылазку к Черкассам,  вернулся.  Отряд
этот, разумеется, Богуна не догнал, а значит, и  не  поймал,  но  привез
удивительные новости и привел множество взятых по дороге людей, видевших
Богуна два дня назад. Люди эти сообщили, что атаман, по всей  видимости,
за кем-то гнался, так как повсюду спрашивал, не встречал ли кто толстого
шляхтича с казачком. При  этом  он  страшно  торопился  и  мчался  сломя
голову. Люди все, как один, ручались, что никакой девушки с  Богуном  не
было, а будь она, они наверняка бы ее заметили, ибо  Богунов  отряд  был
очень малочислен. Новое ободрение, но и новая забота поселились в сердце
пана  Скшетуского,  потому  что  реляции  эти,  попросту  говоря,   были
малопонятны.
   Он не мог взять в толк,  зачем  Богун  сперва  помчался  к  Лубнам  и
накинулся на василевский гарнизон, а затем вдруг повернул  к  Черкассам.
То, что Богун Елену не увез, казалось бесспорным, ибо Кушель  повстречал
Антонов отряд, в котором ее тоже не было; люди же, приведенные теперь со
стороны Черкасс, не видели ее и среди  Богуновых  спутников.  Где  же  в
таком случае могла она быть? Где схоронилась? Убежала ли? Если  убежала,
то в какую сторону? Почему решила бежать не в Лубны, но к Черкассам  или
Золотоноше? Богуновы  отряды  явно  кого-то  преследовали  и  за  кем-то
охотились возле Черкасс и Прохоровки. Но зачем опять-таки  расспрашивали
они про шляхтича с казачком?
   Наместник на все эти вопросы ответить не мог.
   - Посоветуйте, скажите, объясните, что все означает? - обратился он к
офицерам. - В моей голове это просто не укладывается!
   - По-моему, она, вероятнее всего, в Лубнах, - сказал пан Мигурский.
   - Быть такого не может! - возразил хорунжий  Зацвилиховский.  -  Будь
она в Лубнах,  Богун  скорее  бы  в  Чигирине  затаился,  но  в  сторону
гетманов, о разгроме которых знать еще не мог, не пошел  бы.  А  раз  он
казаков разделил и бросился по двум дорогам, то, скажу я вашей  милости,
не за кем другим, а только за нею.
   - Но ведь он же про старого шляхтича и казачка расспрашивал?
   - Не надобно большое sagacitatis ,  чтобы  догадаться,
что если она убежала, то не в женской одежде, а вероятнее всего, в чужом
платье, дабы ненужных следов не оставлять. Я так  полагаю,  что  казачок
этот - она и есть.
   - Вот! Точно, точно! - стали восклицать остальные.
   - Ба, но кто же тогда толстый шляхтич?
   - Чего не знаю,  того  не  знаю,  -  сказал  старый  хорунжий,  -  но
разузнать про это нетрудно. Знают же мужики, что тут произошло и кто тут
был. Давайте-ка сюда хозяина этой хаты.
   Офицеры бросились за хозяином и вскорости из коровника  притащили  за
шиворот пiдсусiдка.
   - Холоп, - сказал Зацвилиховский, - а был ли ты здесь, когда казаки с
Богуном на усадьбу напали?
   Мужик, как водится, стал божиться, что не был, что ничего не видал  и
знать ничего не знает.  Зато  Зацвилиховский  знал,  как  повести  дело,
сказав:
   - Так я тебе и поверил, что ты, собачий сын, под лавкой сидел,  когда
усадьбу грабили! Расскажи это кому  другому,  ибо  вот  лежит  червонный
золотой, а там человек с мечом стоит - выбирай! Заодно мы  и  деревеньку
спалим, беда несчастным людям через тебя приключится.
   Тут пiдсусiдок стал  выкладывать,  что  знал.  Когда  казаки  затеяли
гульбу на усадебном майдане, он вместе с прочими  пошел  поглядеть,  что
происходит. Узнали они, что  княгиня  и  князья  перебиты,  что  Миколай
атамана поранил и что тот все равно как мертвый лежит. Как обстоит  дело
с панной, они разузнать не смогли, но рано поутру  стало  известно,  что
она убежала со шляхтичем, который приехал с Богуном.
   - Вот оно как! Вот оно как! - приговаривал Зацвилиховский.  -  Держи,
мужик, червонный золотой. Понял теперь, что бояться нечего? А  ты  видал
этого шляхтича? Не из соседей ли кто?
   - Видал, пане, он не тутошний.
   - А собой каков?
   - Толстый, пане, как печка,  и  с  седою  бородой.  А  проклинав,  як
дiдько. Слепой, кажись, на один глаз.
   - О господи! - сказал пан  Лонгинус.  -  Так  это  же,  наверно,  пан
Заглоба!.. Кто бы другой, а?
   - Заглоба? Погоди-ка, сударь! Заглоба. Очень возможно! Они в Чигирине
с Богуном снюхались, пьянствовали вместе и в  зернь  играли.  Очень  это
возможно. По обличью - он.
   Тут Зацвилиховский снова обратился к мужику:
   - И шляхтич этот убежал с панной?
   - Убег. Так мы слышали.
   - А Богуна вы хорошо знаете?
   - Ой-ой, пане! Он же ж тут месяцами жил.
   - А не может быть, что шляхтич по его приказу панну увез?
   - Нет, пане! Он же Богуна связал и жупанишком обмотал голову  ему,  а
панну, говорят, увез, только ее и видели. Атаман, как сiромаха, выл. А в
день велел себя меж коней привязать и на  Лубны  побег,  но  не  догнал.
Потом поскакал в другую сторону.
   - Слава те господи! - сказал Мигурский. - Выходит, она  в  Лубнах,  а
то, что за нею к Черкассам гнались, ничего не значит,  не  нашедши  тут,
попытали счастья там.
   Пан Скшетуский уже стоял на коленях и горячо молился.
   - Ну и ну! - ворчал старый хорунжий. - Не ожидал я от  Заглобы  такой
прыти! Со столь знаменитым бойцом, как Богун, задираться! Оно конечно, к
пану Скшетускому он очень расположен был за мед  лубенский,  который  мы
вместе в Чигирине распили, и неоднократно мне про то говорил и достойным
кавалером его  величал...  Так-так!  У  меня  это  просто  в  голове  не
умещается: ведь и на Богуновы деньги он выпил немало. Но связать  Богуна
и барышню увезти! - такой отваги я не ожидал, ибо полагал его горлопаном
и трусом. Ловкий-то он ловкий, да враль зато превеликий, а у таких людей
вся храбрость - языком молоть.
   - Какой ни есть, а княжну от разбойничьих рук спас,  и  ведь  это  не
шутка! - заметил пан Володыёвский. - На выдумки, как видно,  он  горазд,
так что обязательно сумеет с нею в безопасности от врагов оказаться.
   - Он ведь и своей шкурой рискует, -  заметил  Мигурский,  после  чего
обратился к Скшетускому: - Утешься же, товарищ наш милый!
   - Мы все у тебя еще дружками будем!