- Слава богу! Во! Во! Один конь уже окунулся.
   - На погибель же им!
   Лошади преодолели треть реки, но течение сносило их все сильнее.  Как
видно, они выбились из сил и медленно, но все глубже погружались.  Через
некоторое время сидевшие на них молодцы оказались уже по  пояс  в  воде.
Прошло еще какое-то время. Прибежали мужики из Шелепухи  поглядеть,  что
происходит: уже только лошадиные головы виднелись над водой, а  молодцам
вода доходила до груди. Однако полреки они все-таки переплыли.  Внезапно
одна конская голова и один молодец  исчезли  под  водой,  затем  второй,
третий,  четвертый  и  пятый...  Число  плывущих   все   уменьшалось   и
уменьшалось. В толпах по обе стороны реки воцарилось глухое молчание,  и
все шли вниз по берегу, чтобы увидеть, чем все  кончится.  Вот  уже  две
трети преодолены, количество плывущих еще уменьшилось, но стало  слыхать
тяжкий храп коней и возгласы, ободряющие молодцев. По всему было  видно,
что некоторые доплывут.
   Внезапно в тишине раздался голос Заглобы:
   - Гей! Дiтки! В ружье! На погибель княжеским!
   Заклубились дымки, загремели выстрелы.  С  реки  донеслись  отчаянные
крики, и спустя короткое время  кони  и  молодцы  -  все  исчезло.  Река
опустела, только где-то, уже вдалеке, на гребне волны  вдруг  появлялось
конское брюхо или мелькала красная шапка казака.
   Заглоба глядел на Елену и подмигивал...

Глава XXII

   Князь-воевода русский, прежде чем на пана Скшетуского, забывшегося на
пепелище Разлогов, наткнулся, знал уже о корсунской катастрофе, так  как
ему пан Поляновский, товарищ  гусарский  княжеский,  о  том  в  Саготине
донес. Еще прежде того пребывал князь в Прилуках и оттуда пана Богуслава
Маскевича к гетманам с письмом отправил, вопрошая, куда они ему со всеми
его силами повелят  явиться.  Но  поскольку  пана  Маскевича  с  ответом
гетманов долго не было, двинулся князь к  Переяславу,  рассылая  во  все
стороны передовые отряды, а также  приказы,  чтобы  полки,  остававшиеся
разбросанными по Заднепровью, как можно спешнее шли к Лубнам.
   Однако были получены известия, что более десятка  казацких  хоругвей,
по границам с ордой на "паланках" стоявших,  уже  или  разбежались,  или
примкнули к смуте. Князю таким образом стало ясно, что силы его внезапно
уменьшились, и он премного этим удручился,  ибо  никак  не  ожидал,  что
люди, которыми он столько раз победоносно предводительствовал, могут его
бросить. Встретясь же с Поляновским и узнав о неслыханном поражении,  он
известие это от войска утаил и пошел далее к  Днепру,  предпочитая  идти
наудачу прямо в бурю и бунт и либо за поражение отмстить, смыв бесславье
войска, либо собственную кровь пролить. Еще  он  полагал,  что  какая-то
часть, а возможно,  и  немалая,  коронных  войск  могла  после  разгрома
уцелеть. Если бы они увеличили его шеститысячную дивизию, можно  было  с
надеждой на победу померяться силами с Хмельницким.
   Остановившись в Переяславе, приказал он  маленькому  Володыёвскому  и
пану Кушелю, чтобы те своих драгун во все концы - в Черкассы, в  Мантов,
Секирную, Бучач, Стайки, Трехтымиров и Ржищев - разослали и все суда  да
паромы, какие бы там обнаружились, пригнали. После  чего  войско  должно
было с левого берега в Ржищев переправиться.
   Посланные узнали от  встреченных  беглых  о  поражении,  но  во  всех
означенных городах ни одного суденышка не обнаружили, ибо, как уже  было
сказано, половину их великий коронный гетман  давно  для  Кречовского  и
Барабаша изъял, остальное же взбунтовавшаяся  на  правом  берегу  чернь,
опасаясь князя, уничтожила.  Тем  не  менее  пан  Володыёвский,  наскоро
велевши сплотить из бревен плот; сам-десят достиг  правого  берега.  Там
поймал он человек пятнадцать казаков, которых представил пред князя.  От
них  князь  узнал  о  чудовищном  распространении   бунта   и   страшных
последствиях, каковым корсунское поражение уже сделалось  причиною.  Вся
Украина, до последнего человека, восстала. Бунт ширился, как полая вода,
когда она катится по равнине  -  и  моргнуть  не  успеешь  -  все  более
необозримые  пространства  заливает.  Шляхта  отбивалась  по  замкам   и
крепостцам, многие из которых были уже захвачены казаками.
   Хмельницкий увеличивал свои силы с каждой минутою. Схваченные  казаки
определяли число его войск в двести тысяч человек, но  через  пару  дней
количество их легко могло удвоиться. Поэтому  после  битвы  он  все  еще
стоял в  Корсуне  и,  пользуясь  передышкой,  приводил  свое  бессчетное
воинство в порядок. Он разделил чернь на полки,  назначил  в  полковники
атаманов и самых опытных запорожских есаулов, разослал отряды,  а  то  и
целые дивизии воевать окрестные замки. Приняв все это во внимание, князь
Иеремия понял, что из-за отсутствия  челнов,  изготовление  которых  для
шеститысячной армии отняло бы несколько недель, и ввиду  буйно  и  сверх
всякой меры умножившейся мощи неприятеля возможность переправиться через
Днепр в той местности, где он сейчас находился, отсутствует. На  военном
совете  пан  Поляновский,  полковник  Барановский,  стражник   Александр
Замойский, пан Володыёвский и  Вурцель  держались  мнения  двинуться  на
север к Чернигову, лежавшему за глухими лесами, оттуда же идти на  Любеч
и  только  там  переправиться  к  Брагину.  Это  была  дорога  долгая  и
небезопасная, ибо за черниговскими лесами путь к Брагину пролегал  через
огромные трясины, где и пехоте нелегко было бы пройти, а  что  же  тогда
говорить о тяжелой кавалерии, обозе и артиллерии!  Тем  не  менее  совет
князю понравился, и он пожелал лишь перед долгой этой и, как он полагал,
безвозвратной дорогой тут и там на Заднепровье своем появиться, чтобы до
немедленного восстания не допустить,  шляхту  под  свои  крыла  собрать,
страх посеять и страх  этот  в  памяти  людской  оставить,  дабы  в  его
отсутствие память эта стала охранительницей края и защитницей всем  тем,
кто не  смог  уйти  с  армией.  Кроме  того,  княгиня  Гризельда,  панны
Збаражские, фрауциммер,  весь  двор  и  некоторые  регименты,  а  именно
пехота, оставались еще в Лубнах; так  что  решил  князь  отправиться  на
последнее прощание в Лубны.
   Войско выступило в тот же день,  а  впереди  -  пан  Володыёвский  со
своими драгунами, которые хоть и были  все  без  исключения  русины,  но
привыкшие к дисциплине и в регулярных солдат превращенные, верностью все
прочие хоругви превосходили. Край был пока спокоен. Кое-где, правда, уже
появились  мятежные  шайки,  грабившие  как  усадьбы,  так  и  крестьян.
Бунтовщиков этих немало по дороге было разгромлено и посажено  на  колы.
Но холопья пока что нигде  не  поднялись.  Умы  кипели,  огонь  пылал  в
мужицких взорах и душах; тайно вооружаясь,  мужичье  убегало  за  Днепр.
Однако страх пока еще умерял жажду крови и убийств. Покамест лишь дурным